Алмазный город

– Впрочем, если тебе это окажется не под силу, я приготовлю всё к тому, чтобы солнцепоклонники погибли достойно. Все без исключения умрут самой легкой и приятной смертью, о которой можно только мечтать! Каторжники получат на ужин лучшее вино из наших погребов – я пожертвую для них целую бочку! Всего капля слёз Арала, добавленная в вино, и рабы почувствуют себя свободными и счастливыми. Они умрут с улыбкой на устах.

По лицу мага зазмеилась улыбка садиста.

– Будет праздник и на верхнем этаже – охранники, мастеровые, слуги сядут за один стол, не ограниченные никакими запретами. Каждый из них сможет встретить смерть в объятиях любимого!

– Вы подумали обо всех.

– Это так. Никто не будет забыт! Последний день Помпеи превратится в пир во время чумы! – он хохотнул.

– Очень остроумно, – сухо заметила Наташа. – Теперь я могу идти?

– Торопишься. А я мог бы рассказать, какое великолепное празднество придумал я для посвящённых и девушек Терема. Разве тебе не интересно? Ты ведь тоже будешь среди приглашённых. Вот только придётся обойтись без Адониса. Слишком уж он к тебе привязался. Осмелился даже угрожать мне расправой в случае, если с тобой что-то случится… Да-а, я его понимаю: ты – великолепная женщина, есть в некоторых женщинах нечто, чему не обучишь. Хоть и по древнеиндийским трактатам… Иди!

Он взмахнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена.

Наталья открыла дверь теперь уже своей комнаты и застыла: у стены, завернутая с руками и ногами в ковер, стояла и смотрела на неё Рада! Рот у неё был завязан шелковой косынкой, причем сбоку завязка заканчивалась кокетливым бантиком. Напротив запеленатой девушки сидел Алимгафар в принесённом откуда-то плетёном кресле-качалке и медленно раскачивался, задумчиво поглядывая на свою жертву. При виде вошедшей он ничуть не смутился, даже не приподнялся, а лишь чуть повернул голову и кивнул в знак приветствия. Если бы искры, летевшие из глаз Рады, вызывали огонь, от Алимгафара осталась бы лишь кучка пепла.

Сцена, представшая её глазам, была так нелепа и смешна, что Наташа против воли расхохоталась, вызвав очередную порцию искр из глаз юной цыганки.

– Перестань, Алька, – подавив смех, сказала Наташа. – Ей-богу, не время шутки шутить!

– Какие шутки, Оля, если она царапаться бросается. Чуть не изодрала всего! Слушать ничего не хочет, орёт, вот и пришлось связать да рот заткнуть. Пусть охолонет маненько!

– Рада, – подошла Наташа к живому свертку, – ты же не хочешь остаться в этом подземелье навек?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Мы тебя сейчас развяжем. Обещаешь вести себя спокойно и молча выслушать то, что я скажу?

Рада согласно кивнула.

Глава двадцать третья

Катерина едва дождалась следующего утра. Всю ночь ей снились кошмары шевелились в жутких штабелях мертвецы, а сцена опознания трупа, которую она перенесла почти в полубреду, в ночном сне превратилась в фарс: мертвый незнакомец оживал, сползал со стола и, кривляясь, говорил:

– Я – твой муж! Я – твой муж!

Бедная женщина проснулась в холодном поту и выпила двойную дозу валерьянки, чтобы хоть как-то успокоиться. Ей вспомнились слова лейтенанта: "Труп вы сможете забрать завтра".

Иными словами, сегодня – за окном уже брезжил рассвет. Что делать?! Если бы отец не пришёл в седьмом часу утра, она и вовсе сошла бы с ума, пытаясь в одиночестве осмыслить случившееся.

Первенцев не стал звонить в дверь, а только осторожно постучал, но Катерина дрожащими руками уже открывала ключом замок, чтобы, плача, упасть ему на грудь.

– Папа!

Она так дрожала, судорожно обнимая его, что Аристарх Викторович всерьёз перепугался: не случилось ли чего непоправимого? Он гладил её по спине и торопясь рассказывал, как беспокойство за дочь не давало ему спать, и в конце концов он решил разбудить её, чтобы не метаться в неизвестности по квартире. Евдокия Петровна понарассказывала ему, что Катерину Остаповну забирали в ОГПУ и вернулась она сама не своя, лица не было! Отослала её, Евдокию, не согласившись на предложение последней остаться с ней и переночевать: мало ли что.

– Всё! Хватит! – решительно заявил Первенцев, отстраняя дочь от себя. – Рассказывай по порядку, а потом уж будем решать, как да что.

Он прошёл за Катериной в кухню – так получалось, что все серьёзные разговоры в последнее время они вели именно здесь.

– Сегодня, как видно, самовар мне не положен? – пошутил он.

Катерина, всплеснув руками, засуетилась, в привычном занятии сразу придя в себя, чего Первенцев и добивался. В ожидании, пока самовар закипит, она присела у стола, но не в состоянии выстроить сейчас более-менее гладкую речь, просто выпалила то, что вертелось на языке:

– Ой, папа, голова идёт кругом. В ОГПУ думают, что Дмитрия убили.

– То есть как это – думают? – не понял он.

– Меня вчера в морг возили, на опознание. Нашли труп. В мундире Дмитрия, с его документами, а я смотрю – не он, какой-то чужой человек!

– И ты сказала, что это – не он?