Пару мгновений толстяк не мог пошевелиться и справиться с охватившей его паникой. Переведя дух, он выбрался из эркера и прислушался. Ничто не нарушало дворцовой тишины, кроме тихого пения полуночных птиц в притихшем саду.
Патриций ступил в золотистую кабинетную тишину. Солнечные лучи наискось прошивали хрустальное окно. На столе лежала стопка нерассмотренных бумаг и документов. Георг посмотрел на них и отвернулся, подходя к окну. Ослепительно яркий день клонился к вечеру. «Сейчас на Сатурне ночь, — подумал Патриций, — прекрасная ночь, удивительно красивые ночи на Сатурне, теплые, тихие…» В двери кабинета постучали.
— Владыка, вы…
— Я занят! — отрезал Георг, не оборачиваясь. — И не сметь меня сегодня беспокоить!
Дракулу с Палачом срочно доставили в гостиницу. Там взбесившемуся вампиру что-то укололи, и он благополучно уснул. Добур заботливо подоткнул ему одеяло, и они с Палачом вышли в гостиную комнату, где молодому человеку почтительно поднесли поднос с бокалом вина.
— Что это с ним такое? — Палач взял бокал и выпил слабенькое беленькое винцо в три глотка и безо всякого удовольствия. — Мозгами помрачился?
— Нет, нет, что вы! У многих бывает подобная реакция, все зависит от степени жад… от тонкости душевной организации. Чем тоньше организация, тем острее реакция. Когда он проснется, с ним все будет в порядке, уверяю вас!
— Ну, смотрите мне, а то все получите: и вы, и ваш разлюбезный Океан, — Палач протянул Добуру пустой бокал. — Кстати, что вы там говорили насчет предметов со дна, которые мы можем взять с собой?
— Конечно, конечно! Что именно вы хотите? Назовите и опишите эту вещь и вам ее тотчас же достанут!
— А… — задумался Палач, — э-э-э-э…
Как он не силился, как не напрягался, ничего вспомнить не получалось, вся красота и многообразие подводных сокровищ слилась в единое золотое сияние. От напряженной работы мысли у молодого человека даже пот на лбу выступил.
— Не переживайте, — с сочувствием произнес большеглазый Добур, — вы всё равно не уедете без подарка на память. Вот, возьмите, — он вынул из кармана и протянул Палачу пару позолоченных монеток, на одной стороне был выдавлен профиль короля Нептуна, на другой — эмблема планеты. — Одна вам, а другая вашему достойнейшему другу. Правда, прелесть?
Выскочив из эркера, Сократ помчался к покоям Аргона и Олавии. Распахнув двери, он замер на пороге спальни, всматриваясь в темноту.
— Аргон! — негромко позвал он, опасаясь напугать их внезапным вторжением. — Олавия!
Когда глаза толстяка привыкли к темноте, он тихонько вошел в спальню, приблизился к королевскому ложу и замер. В холодном оцепенении Сократ смотрел на супругов. Зияющие раны на груди, вырванные сердца брошены рядом, на подушки… Умерли короли так и не проснувшись — на их лицах навсегда застыло выражение спокойно спящих людей.
Возвращаясь домой, Дракула и Палач не разговаривали друг с другом. Настроение обоих было крайне скверным. Разговаривать, а вернее переругиваться, они начали лишь на подлете к Марсу. Во Дворце они сразу же разошлись по своим покоям, с грохотом захлопнув двери.
— Пришел ваш сын, Повелитель… — личному слуге Георга всегда становилось страшно до холодного пота, когда приходилось отрывать Владыку от размышлений. Патриций отвлекся от созерцания окутанного вечерней дымкой Парка и тихо произнес:
— Пусть войдет.
Нэскей вошел в кабинет и молча протянул Патрицию стилет с рубиновой рукояткой и шестигранным клинком.
— Как ты это сделал? — Повелитель взял стилет и провел пальцами по бурым пятнам.
— Вырезал им сердца.
— Почему именно так?
— Если в них нет уважения и почтения к Империи Марса, им ни к чему подобные сердца. Но меня кое-кто видел.
— Кто?
— Какой-то перепуганный толстяк, прятавшийся в эркере. Может, его тоже надо было убить? Он поднимет шум.
— Не обязательно, я знаю его, пусть поднимает.
— Отец, а как ты собираешься развязать войну на Сатурне?
— Это проще простого. Первый шаг ты уже сделал, а дальше, все покатится само собой. Сейчас я расскажу тебе о станции «Бег»…
Трагедия потрясла Сатурн. Жесточайшее, бессмысленное убийство, произошедшее прямо во дворце — в это невозможно было поверить. Как не пытались, виновных найти не смогли. После церемонии похорон тела Аргона и Олавии замуровали в статуи, копировавшие каждую черточку лиц, каждую складку праздничной королевской одежды. Не утирая слез, смотрела Терр-Розе, как на Семинебесной Площади устанавливают статуи, навсегда оставляющие королей молодыми и красивыми. Ей так хотелось поцеловать руку Олавии, поблагодарить ее и Аргона за теплоту, за то, что приняли ее в своем доме, как дорогую гостью… Облаченный в белый траурный костюм, Сократ поддерживал под руку сломленную горем Ластению, плакать девушка больше не могла. Легкий ветерок трепал каштановые кудри толстяка, он смотрел куда-то в пространство и всё что-то беззвучно шептал пересохшими губами.