— Не стоит беспокоиться, можете рассчитывать на меня.
— Спасибо, — сказал Вермир с благодарностью, на которую только способен, и пошёл к двери.
— Постойте, а что же написать на могильной плите? Как его звали?
Вермир остановился возле двери, опёрся рукой о косяк, закрыв глаза.
— Юст… Его звали Юст, — тихо сказал он, хотел двинуться, но передумал, склонив голову. — И ещё кое-что… как я и говорил, я хочу быть честным с вами, поэтому знайте… это я убил его.
Вермир резко сдвинулся с места, подгоняемый чувством стыда и злости, которые разъедают душу, словно кислота. Страх, что обо всех гнусных поступках кто-то знает, завладел некогда чистой, ослепляющей светом душой, он раскинул свои когтистые крылья, смотря с мерзкой ухмылкой на добычу, предвкушая слюнявой пастью пир.
Доктор снял монокль, обнажая скукоженный глаз, протёр линзу.
— Вы этого не говорили… — тихо и задумчиво проговорил он.
«Я сошёл с ума? Неужели я лишаюсь разума? Или это был он…», — думал Вермир, идя по улице и смотря под ноги, но не видя дороги. — «Нет, это невозможно. Это был сон, хоть и бредовый. Это всё из-за убийств, я не должен этого делать, я не должен убивать людей, тем более используя этот клинок. Я вообще не должен убивать, но… хочу ли я этого? Жажду ли я убийств? Жажду? Жажду… Они обязаны заплатить, обязаны, иного пути нет, я должен это сделать! Иначе…», — кончик клинка выполз наружу, осматривая территорию охоты, Вермир закрыл выход ладонью. — «Нет, не здесь, не сейчас».
Весь путь до дома Вермир не смог унять разбушевавшиеся мысли, злость, ненависть к себе и разбойникам, лишь безропотно потакал им, пытаясь сдержаться, не взорваться, выплеснув наружу волну ярости. Моментами ему казалось, что вот-вот ярость выплеснется, но этого не случалось, только угол обзора сужался и пульсировал, как вздутая жила.
Труп Аарона в кустах начал разлагаться, вонь захватила большую область, а сговорившись с ветром, она уходила далеко за пределы влияния. Кровь на полу засохла, напоминая о недавнем убийстве. Вермир прошёл с невозмутимым, спокойным лицом в центр комнаты и сел на пятки, вытащил рукоять меча и положил рядом.
«Теперь ты готов? Скажи, что готов. Наверное, готов», — проговорил про себя Вермир, смотря в потолок, — «Ты — убийца. И это прекрасно осознаёшь, понимаешь, противишься, но продолжаешь убивать. Стоит понять и принять простую суть — они злодеи, отравляют жизнь простым людям… отравили жизнь мне… они заплатят за это, а, значит, не надо плакать и кричать каждый раз, когда тебя называют убийцей, ведь это правда», — Вермир засмеялся, сначала тихо, будто фыркает, но с каждой секундой звук нарастал, пока не превратился в зловещий хохот. — «Но только не надо прикрываться простыми людьми, хотя бы потому, что ты их сам ненавидишь. Ведь так? Именно так. Это стадо, действующее по простым законам, запуганное до такой степени, что отдадут всё и сделают всё, лишь бы от них отстали. Они мне противны… нет, постой. Заткнись! Эти рабы ничего общего со мной не имеют, запомни. Им не нужен щит, который бы их защитил, они просто хотят, чтобы всё прекратилось, побои, грабёж, насилие, убийства, но что потом? Они же и займут место уничтоженных разбойников, они и есть та чёрная жижа, из которой вылезли эти гнусные твари, которые трясут деньги, бьют, насилуют… которые изуродовали меня. Только они виноваты в своих бедах, больше никто. Эта простая истина должна сидеть в их дурных башках, как святость, но никто, ни за что не признает этого. Пусть потонут в этой жиже, познают всю горечь содеянного, пусть раскаются! Пусть заплатят…».
— Да-аааа… — зловеще и тихо протянул Вермир, прикрыв глаз и медленно втягивая воздух. — Пусть утопнут в крови и страхе, побоях и чёрной, беспомощной злости, пус…
Вермир остановился на полуслове, раскрыв глаз, этот голос показался чужим, инородным, будто слова шли из другого рта, эта пугающая интонация морозила жилы, заставляя покрываться гусиной кожей. Он коснулся лбом пола, натужно выпустив воздух из лёгких.