Алпамыш

Выставил шах калмыцкий трех коней на байгу. Один был соловый резвый конь, но белокопытный: не надежны копыта белые, мягки чересчур. Второй ханский конь был из тех, что шапаками называются: если против восходящего или заходящего солнца бежать ему случится, — сразу слепнет он, — станет, — с места не двинется. Третий ханский конь — гнедой, за которого одиннадцать тысяч теньг заплатил хан Тайча, оказался алакараком: как бы хорошо ни бежал, если сразу осадишь его, тоже как вкопанный станет, — долго потом ни вперед, ни назад не погонишь его…

Всего от калмык ов было выставлено на байгу четыреста девяносто девять коней. Конь Алпамыша Байчибар, на котором взялся скакать Караджан, был пятисотым конем.

Великий великого узнает, силач силача узнает, тулпар узнает тулпара. Кокдонан, конь Кокальдаша-батыра, был тулпаром. Почуял Кокдонан в узбекском коне Байчибаре своего победителя, поддался он страху, приуныл, стал от зерна отказываться. Сильно расстроился Кокальдаш и обратился к сынчи:

— Видно, очень заболел мой конь. Хоть и не видят больше глаза твои, но руки зато чувствуют. Ощупай моего коня, определи его хворь, вылечи его.

Сказал сынчи Кокальдашу такое слово:

— Слушай, Кокальдаш, и помолчи, батыр!

Глаз меня лишив, ты затемнил мне мир.

Иссушил меня и лик мой изжелтил,

Стал я сам себе ненужен и постыл.

Резвым был твой конь, и весел и удал —

Он ли на байгах тулпаром не летал!

Но теперь, увы, твой конь понур и вял, —

Даже от зерна отказываться стал.

Только твой Донан Чибара увидал,

Пораженье он свое предугадал.

Байчибар его, как видно, победит, —

Пахлаван-Хаким тебя опередит.

Зря себя не мучь, — решай хоть так, хоть так, —

Лучше на байгу не выезжай, дурак!

Об узбечке гордой ты оставь мечты,

Все равно судьбы не переспоришь ты.

Женихом Барчин себя напрасно мня,

Даром своего замучаешь коня:

Все же Байчибару конь твой не ровня!

На позор его, несчастного, гоня,

Своего дождешься черного ты дня,

Горько будешь плакать, сам себя виня,

Голову повинно предо мной склоня,

Пожалеешь сам, что ослепил меня.

Языком болтать я даром не привык,

Говорю тебе, упрямый ты калмык,

Хоть в обиде я, но клятву дать могу:

К Бабахан-горе поехав на байгу,

Ты к своей беде поедешь напрямик,

Душу изведешь, намучаешься зря, —

Победит тебя, приезжий тот узбек,

Осрамишься ты перед людьми навек.

Не видать тебе узбечки Барчин-ай!

Так что о байге забудь, не поминай,

Чтобы ты позора во-время избег,

Выродок, дурак, пустой ты человек!

«Помирать он будет, а правды не скажет», — подумал Кокальдаш, рассердился, сел на Кокдонана и уехал.

Наступило время сбора всех участников байги. От Алпамыша на байгу поехал Караджан. Сел Караджан на Байчибара, — покрасовался перед народом. Подошел к своему коню Алпамыш — прижался грудью к нему, словно навек прощаясь, и, обратившись к Караджану, сказал такое слово:

— Друг Караджанбек, дай бог тебе удач!

Возвращенья срок, прошу тебя, назначь.

Славный ты наездник, храбрый удалец,

Своего величья не роняй венец

В час, когда байга начнется, наконец.

Байчибар, мой конь, игрив, смышлен, горяч, —

Скакунов других обгонит, словно кляч.

Твой булат остер, а ты — батыр-силач, —

Недругов твоих заране слышу плач.

Прежде чем ты пустишь Байчибара вскачь,

Возвращенья срок, прошу тебя, назначь!

Беком и тюрей, как я, зовешься ты,

Весел и удал, в походы рвешься ты.

Смерти не боясь, отважно бьешься ты —

Друг Караджанбек, когда вернешься ты?

Вот уедешь ты в простор степных дорог,

И Чибар с тобой, мой преданный конек,

Я же здесь в тоске зачахну, одинок, —

Не томи меня, назначь приезда срок!

Байчибар, мой конь, уходит под тобой, —

Видно, суждена разлука нам судьбой.

Пусть я сам зачахну от печали злой,

Лишь бы жив-здоров Чибар вернулся мой!

Клятву я тебе, Караджанбек, даю:

Только возвращусь на родину свою,

Не один, — с тобою, — в том родном краю

Жизнь благоустрою тотчас, как в раю!

Если я с тобой делюсь конем своим,

Значит я навек твой друг и побратим.

С калмык

а

ми ты уйдешь путем своим,

Будь, что будь — ты мной, как брат, любим и чтим, —

Так скорей вернись здоров и невредим!

Содержи коня опрятно моего,

Приведи скорей обратно ты его,

Делая добро для брата твоего,

Ты — во имя нашей дружбы и любви —

Возвращенья точный срок мне назови!

Опечалился Караджан и такое слово сказал в ответ:

— Подо мной арабский твой тулпар игрив.

Друг мой Алпамыш, будь тверд и терпелив.

К Бабахан-горе дней сорок мне пути,

С Бабахан-горы — не менее пяти, —

Дней за сорок пять могу назад прийти.

Калмык

и

мне дружбы нашей не простят.

Если чем-нибудь они мне отомстят:

Или Байчибара тайно повредят,

Или я с коня насильно буду снят,

Если на боку отточенный булат

Я не сохраню, мой друг, названый брат,

Если не вернусь за этот срок назад, —

Ты уже тогда меня не поджидай

И меня с конем погибшими считай.

Я ни пред людьми, ни пред судьбой не трус,

Послужить тебе по совести берусь, —

Дней за сорок пять, пожалуй, обернусь.

А пока вернусь — ты не скорби, мой друг,

Может быть, беда пройдет и мимо, друг!

Мне пятьсот врагов — ничто, коль ты — мой друг!

Страха за меня не знай, любимый друг!

Мой булат остер, и туг мой меткий лук —

Где б судьбою ни был я застигнут вдруг, —

Духом не паду, не опущу я рук.