Альпеншток и Громобоев

Второй. –Не знаю… Но грустно все это…

Третий. – Что грустно?

Второй. – Ты потому что Барби, но ведь я потому что «Пролетая над гнездом кукушки». Страшно сказать, как обмельчал Громобоев.

Третий. – Не понял. С тобой, что это уже было?

Второй поворачивается к Третьему.

Второй. – Было…

Первый на кухне. Вместе с мамой. Ей за пятьдесят. У нее большие расплющенные ладони. Сейчас они тихо спят на синей юбке. Между ней и Первым на клеенчатой скатерти с химическими цветами чай с сушками и ирисками.

Мама. – Я на камвольном работаю. Сначала в цеху, а потом мастер говорит: иди в наладчики. Там и платят больше. Я и пошла. Антошке уже десятый был. Отца то у нас нет. Он в шахте работал. Здоровый был. Антошка в него. Там обвал случился, вода защиту пробила. Так он прорыв заткнул. Все вышли, а он там остался. А вы, Кен, откуда так хорошо по нашему говорите?

Первый. – У меня отец из Вологды. После революции перебрался… А теперь вот я по обмену приехал.

Мама. – Да мне Антоша говорил. У нас теперь много всяких иностранцев… Но вы как будто другой…

Первый. – Почему вы так решили?

Мама. – Вижу…Те, как будто в парк на лодочках покататься, а вы такой, словно и не уезжали вовсе.

Первый. – А я подумываю вернуться, Татьяна Сергеевна.

Мама. – Не знаю… У нас сейчас не очень хорошо… А как вам Антошка?

Первый (кашлянув) – Хороший парень… Спортивный такой…

Мама. – Вы не думайте. Он и дома помогает… Только учится неровно. Это из-за характера. Шебутной. Не зря его во дворе Ералаш прозвали.

Первый. – Я думаю, это с возрастом пройдет.

Мама. – Вы только ему не говорите, что я его хвалила… Я его в ежовых рукавицах держу.

У Первого предательски дрожат веки.

В комнате продолжают разговор Второй и Третий.

Третий. – Рассказывай.

Второй. – Когда я был тобой, а он был мной.

Третий. – Ну ты и сказанул.

Второй. – Вообщем тогда немного не получилось. Преобразователь не был уничтожен полностью.

Третий. – Стой. Дай угадаю. Ты отдал не все гранулы.

Второй. – С чего ты взял?

Третий. – Чего проще… Я сделал бы тоже.

Второй. – Даже не думай об этом. Мне совсем не хочется повторять эту карусель снова. Тем более в пенсионном возрасте.

Третий. – А было бы прикольно.

Второй ( с силой сжимает плечо Третьего) – Голову оторву.

Третий. – Кому? Себе?

Второй отворачивается. В комнату проникает Первый. Он раздевается и ложится в постель.

Первый. – Вы спите?

Не услышав ответа, он продолжает.

Первый. – А мама мне соврала про отца… Прямо как в детстве.

Третий. – Удивил. Если бы не бабушка, я бы до сих пор думал, что ледокол затерло во льдах.

Второй. – Неправда. Он был летчиком.

Первый. – Нет. Он был шахтером и погиб геройски.

Второй. – Хорошо, что хоть умирает он у всех одинаково.

Школа. День. Между первой и второй сменами. Холл на втором этаже. Здесь находятся библиотека и вход в актовый зал. Стенд с государственными символами. Белый бюстик Ленина. Советский гимн, выбитый золоченными буквами. Флаг уже трехцветный. Под флагом увесистая трибуна из актового зала. На ней директор школы. Совсем молодой человек в квадратных итеэровских очках, коротковатых варёнках и белых носках. Рядом Зоя Петровна. Неистребимая, как стоп-кран в железнодорожном вагоне. Директор обращается к пионерам, выстроившимся вокруг трибуны с флагом, барабаном и галстуками. Голос у директора потрескавшийся и тонкий, тем не менее, говорит он твердо и смело.

Дир. – Ребята. Сегодня мы открываем капсулу с посланием к пионерам отряда имени Зои Портновой, то есть , к вам. Ее заложили ваши предшественники. 20 лет назад. Прошу.

Всухомятку грохочет барабан. Директор морщится. Обращается к Зое Петровне.

Дир.– Неужели нельзя было обойтись без этого спектакля? В конце концов, быть пионером сейчас совсем не обязательно.

З.П. – Когда скажут, тогда и отменим.

Дир.– Что за крепостная психология. Ей нет места в новой свободной школе. Я уже говорил вам, Зоя Петровна. Выдавливайте, выдавливайте из себя раба.

З.П.– Это не вы говорили, а Чехов… И школа не площадь, а храм. Здесь работает мысль, а не кобчик. И уж тем более не базар, где торгуют зимними сапогами.

Дир. – Сапоги – это временные издержки… Сейчас во всей стране кризис…

З.П. – С чего бы это? Коммунистов победили. Кого теперь винить. Не подскажете?

Директор становится пунцовым. Не зная, что ответить, он переключается на капсулу. Ее держит конопатый вихрастый парнишка. Директор забирает капсулу. Барабан смолкает. Нервничая, директор вскрывает свинцовую капсулу и разворачивает продолговатую бумажку. Сначала недоуменно вчитывается в написанное, потом поднимает искренние и верящие глаза.