Альпийская фиалка

И не было нужды, чтобы он говорил. Вместо него говорили его опухшие и налитые кровью глаза, толстая губа, которая была словно четвертым подбородком, белоснежные брюки и такая же белоснежная тужурка, тщательно выглаженная и застегнутая до последней пуговицы. Спокойно колыхалось его тело, как огромная скала, которая высовывается из моря и блестит под солнцем. Нерсес-бей ничего не говорил и не замечал тех мелких чиновников, которые со страхом проходили мимо него. Гарадабулди Мухан, тот самый, который любит набивать карманы ордубадскими сушеными фруктами, стоит, вытянувшись, и так будет стоять, вытянувшись, целую неделю, если Нерсес-бей прикажет. Но Нерсес-бей не замечает мелких чиновников и не видит Мухана, а глубоко кашляет, хрипя, и очень глубоко.

Нерсес-бей кашляет «кашлем богатого». А мясник Петрус откинул белый холст, за которым скрытно от глаз других покупателей висят два барана с золотистыми курдюками.

— Для долмы пошли.

И Нерсес-бей поворачивает лицо к зданию канцелярии напротив рынка. Затем уходит; толпившийся у уездного правления народ только почтительно уступает ему дорогу, а мясо для долмы уже у него дома, и гарада-булди Мухан, отирая пот, хвалит барыне Варсеник мясо.

Мясник Петрус не брал с Хает Нерсеса денег, как с рыночного сторожа Кетана, который за одну овечью голову и восемь ножек должен был поливать днем сад Петруса. А за мясо для долмы, кололака, бозбаша и яхни Хает Нерсес в начале года, когда все торговцы выбирали патент, между прочим говорил податному инспектору:

— Какой же торговец этот Петрос… жалкий бедняк, любезный Никифор Васильевич, вы и сами знаете…

Вот показался сам отец города, городской голова Матевос-бей, за ним полунемой-полуглухой Кири — сторож городского сада, и служитель городской думы, и одновременно слуга госпожи Оленьки, который переносил ей тяжести, мыл ковры, из родника Шор кувшинами таскал воду по субботам, когда госпожа Оленька во главе трех прачек начинала стирку… Что тогда делалось с тобой, родной мой город! В эти дни нельзя было пройти не только мимо их дома, но и по соседней улице нельзя было пройти… Из бесчисленных подушек вылетала уйма пуха на город и дома, как семена тополей в мае. Пух долетал до здания суда и садился на брови бедного писаря. И весь город знал, что в их доме стирка. Когда тучи пуха улетали, двор, забор, даже стены со стороны улицы белели от развешенного белья.

Пока мы занимались стиркой госпожи Оленьки, на рынок пришел городской голова со своим неразлучным телохранителем Кири. Матевос-бей, подходя к мясным лавкам, только следит за их чистотой. Он предпочитает фруктовые лавки, хозяевам которых он лично разрешил занять также часть площади и тротуара кучами арбузов и дынь и корзинами винограда. От фасада лавки до площади, где лежат арбузы, разостлан толстый холст для защиты фруктов от солнца. Между этими благоуханными кучами и лавками фруктовщиков пролегает узкий проход, настолько узкий, что двоим трудно разойтись. Но именно этот проход и является во всем городе самым любимым местом городского головы.

Матевос-бей, а за ним Кири спешили не к мяснит кам, а в этот рай бессмертия. Без восхищения нельзя описать сцену, когда Бито Акял, знаменитый фруктовщик, подносил к носу Матевос-бея желтовато-зеленую дыню, на которой еще сохранилось несколько капель росы. И седовласый Матевос-бей, как ребенок, восторгался; брал из рук Бито Акяла дыню и нюхал; Потом эту дыню лавочник откладывал в сторону и приносил арбуз, но какой арбуз!.. А Матевос-бей уже вошел в соседнюю лавку, потому что ему приглянулись темно-фиолетовые сливы. И он подробно расспрашивал, из чьих они садов, сохранятся ли они в холодном погребе до 4 ноября (дня рождения госпожи Оленьки), можно ли сварить варенье из этих слив, из этих феноменальных слив, как говорил Матевос-бей.

Был тот; час: дня? который народ называет судейским временем? то есть когда уже больше одиннадцати и судьи идут в суд, перед которым, теснясь, ожидает тысячная толпам Было время судейского чая, а Матевос-бей еще не дошел до последней фруктовой лавки. Как назло? этих лавок было много, все они тянулись в один. ряд. и как будто нарочно сходились к зданию городской: думы. В городе некоторые члены думы, бывшие прогрессистами, осуждали эту отрицательную сторону Матевос-бея и готовились при новых выборах положить ему чёрный шар. Но это была сплетня? а в Борисе на. кого только не наговаривали, даже сплетничали: про керосинщика Георгия, будто он построил керосиновый склад возле мельничной канавы… Удивительный город Горис…

7

С утра раздающиеся звуки — лай беспокойной собаки, мычание стада; входящего в город, звон караванов, кашель Нерсес-бея; шум отпираемых дверей лавок, наконец, звуки, постепенно усиливающиеся и несущиеся из кузниц иг мастерских жестянщиков; —все это неприятный шум; подобный тому шуму, который производит оркестр перед поднятием занавеса. Нс вот дирижер поднимает палочку, и оркестр гармонично играет сложную симфонию.