Альпийская фиалка

Вышеупомянутое происходит, во-первых, оттого, что гг. профессора, вместо того чтобы вести студентов по правильному пути науки, не только пренебрегают своими обязанностями и не внушают, им духа морального воспитания, но некоторые из них подчас потакают дурным страстям своих питомцев и сами являют собой плохой пример, как, например, покойный ректор Эверс, который, невзирая на свой преклонный возраст, в фехтовальном зале участвовал в упражнениях, неустанно поощряя других не вкладывать шпаги в ножны, покуда она не окрасится кровью противника.

Вторая причина — это крайняя незначительность и плохая оснащенность находящейся под нашим командованием полицейской части, о чем мы имели честь доложить вам. в рапорте от 7 июля прошлого года за №. 2206. Лошади не получают надлежащего корма, у них до того жалкий, вид, что когда выезжаем в манеж или в поле, на ученье, то нас поднимают на смех не только: студенты, но и остальная толпа. То же самое можно сказать о сбруе, а также о всадниках, большинство которых давно бы следовало разогнать по домам, чтобы они путали ворон на полях гречихи и грели бы свои бока на солнце.

Вот те две главные причины, которые я осмеливаюсь представить на ваше благосклонное рассмотрение».

Маркиз Лучинин конфиденциально ответил: «Ваш рапорт прочел с удовольствием. Видно, что студенты Дерптского университета обыкновенные проказники и среди них нет мечтателей, занимающихся вопросами текущей политики и читающих газеты, как это водится в немецких университетах. Что же касается их преступлений, то это проистекает от неопытности и горячности, свойственных молодому возрасту, к чему надлежит всегда относиться снисходительно».

2

Студенты жили в особых кварталах. Очень часто они занимали дома целыми корпорациями. Так, по улице Ридаше жили поляки, по Петербургерштрассе — немцы, в домиках, расположенных на берегу Эмбаха, жили эстонцы. Окончивших заменяли новички, прием которых в корпорацию обставлялся торжественным ритуалом. Новичок до конца зимнего семестра считался «фуксом», то есть подручным старшего товарища: его обычно посылали за пивом, над ним выкидывали те самые шутки, каким подвергались в свое время старшие. В весеннем семестре «фукс» становился «брендером» и мог садиться за стол со старшими; он уже распевал традиционные песни, имел шпагу, и если был боек, — возможно, и дрался на дуэли «до первой крови». Так продолжалось до годовщины «комреша», то есть до пиршества, устраивавшегося 21 апреля. После «годовщины комреша» брендер был настоящим студентом. А сколько лет он должен был учиться — не было известно ни ему, ни ректору, ни кому бы то ни было…

Были студенты, приезжавшие молодыми и возвращавшиеся домой с детьми, женой и тещей и таким количеством сундуков, что они едва умещались на трех дормезах; были и такие, которые вовсе уж не возвращались, а оставались в Дерите, как «замшелые головы» (bemooste Haupter), как вечные студенты, и они старились в тех кварталах, где протекала их золотая молодость. Однако же и те, кто возвращались с семьей, и те, кто никогда не возвращались, а также и те, кто из Дерпта уезжал не на родину, а бог весть куда, — все они в Дерпте составляли свободное братство и жили как казаки в необъятных степях.

Честь, отечество и свобода — это был их девиз. Были студенты, для которых превыше всего стояли честь, отечество, родной уголок, где в фамильном замке проживали княгиня-мать и отец, страстный псовый охотник, обладатель лесов, угодий, мельниц и крепостных, обрабатывавших его землю, — и вот от достатка, выжатого с них, отец раз в год, большею частью осенью, нагружал обветшалый дормез всевозможной снедью и, посадив рядом с возницей старого дядьку, под попечением которого рос хозяйский сын, дерптский студент, которого этот старик все еще считал младенцем, — вот этому самому слуге наказывал строгий помещик: «Скажешь своему молодому барину, чтоб до следующего урожая ничего больше не ожидал от нас; к зиме пошлем также деньги на отопление. И пусть он живет в добром здоровий до следующей осени».