Альпийская фиалка

Приближались экзамены, и уже целую неделю Оттокар Дриш, уединившись на чердаке, получавшем свет из круглого окна, пробитого в потолке, штудировал.

…То, что представилось Матильде в образе страшного призрака, был скелет человека, но не со всеми костями, подобранный Оттокаром Дришем у часовни св. Марии, — там, где Александр I предал земле «останки различных народов». И так как недоставало некоторых боковых костей, Оттокар Дриш на собственном теле углем начертил эти кости.

А остальное, виденное Матильдой, соответствовало действительности. Оттокар свой берет напялил на череп, а трубку сунул во впадину рта скелета, и не только наизусть произносил названия сотен костей и шпагой показывал эти кости, но и громко вслух разговаривал со скелетом.

— О, maxilla superior, — и концом шпаги дотрагивался он до подбородка, — что фрау Ашингер делает похожей на старую обезьяну, а также вы, vertebrae collis, что зарылись в ее жиру… А эти тощие costae, — и конец шпаги подпрыгивал над костями грудной клетки, и кости, словно клавиши, издавали звук, — в этой костяной клетке, о безвестный homo sapiens, взбунтовалось ли твое сердце когда-нибудь, стучало ли оно во имя какой-нибудь высокой цели, или же являло собой сырой кусок мяса!

Оттокар Дриш так изучал остеологию и с костями беседовал с такой нежностью, как никто не беседовал со своей возлюбленной.

Заметив внезапное исчезновение неизвестной девушки и услышав ее крики, а также шум на балконе, Оттокар наскоро оделся и спустился вниз в то самое время, когда все молча уставились на корзинщика, а он смотрел на груду корзин, думая, что зря пропадает время и сегодня вряд ли продаст две корзины.

Завидя на лестнице Оттокара, корзинщик поздоровался с ним и спокойно произнес:

— Нехорошо вы шутите, господин студент!.. — и спустился во двор, чтобы открыть калитку.

— Что случилось? — предупредительно посмотрел Оттокар на Матильду, догадываясь, что к нему входила эта самая девушка. Матильда поправила волосы и фартук и даже слегка зарделась. Она опустила глаза в землю. На лице ее было столько наивности, что Оттокар чуть не растрогался.

— Вас, вероятно, напугал скелет и мой нескромный вид? Простите мне…

Матильда спрятала улыбку. Фрау Ашингер была определенно недовольна таким исходом. Она надеялась, что Матильда накинется на студента с упреками, за ней вмешается жена корзинщика, а тем временем сама она зараз изольет накопившуюся в ней желчь. Между тем вышло иначе. Матильда застенчиво проговорила:

— Я поднялась осведомиться об Армениере и вдруг… Боже мой!

В это время через калитку вошли: жена суконщика, за нею жена цирюльника, потом женщина, муж которой был ни суконщиком, ни цирюльником, а давно утопился в реке, а также четвертая… впрочем, это была не женщина, а рыбак, и потом пятая — хворая Василиса, но когда вошла шестая, неизвестно почему-то с покрытой рогожей головой, — жена корзинщика сейчас же заметила отсутствие своего сына и догадалась, что это он поднял на ноги всю улицу. Женщина выбежала на улицу, за нею последовала Матильда, оставив на балконе фрау Ашингер, которая, постепенно разгорячив себя, наконец-то разразилась бурей.

Оттокар на мгновение окинул взглядом толпу, быстро побежал наверх, и вскоре с чердака повис скелет с зеленым беретом на черепе, с трубкой в зубах и пистолетом в руке. Женщины закричали от испуга и попрятали лица, а те, кто был помоложе, накинули на головы фартуки и бросились бежать. Единственный мужчина, старый рыбак, вынул трубку изо рта и плюнул.

В трактире фрау Фогельзанг этот рыбак впоследствии рассказывал, что будто на скелете, спущенном с чердака, висела голландская колбаса…

15

Армениер не спад ночь, и уже рассветало, когда он закрыл книгу. Дождь перестал. Из окна виднелось морозное небо рассвета.

Он вышел из дому. На улице было тихо. Над домами висел теплый туман. На краю улицы показались дроги, нагруженные кирпичом, и исчезли. Хотя дроги и ехали на значительном расстоянии, все же грохот их долго еще слышался, как далекий гром. Он свернул к реке. На «Русской окраине» (так называлось русское предместье) он встретил человека в одной рубашке, стоявшего у ворот и покуривавшего трубку. Проходя мимо него, он почувствовал запах свежего хлеба. Вспомнил тондыр в родном доме. До того был сладостен этот запах, смешанный с дымом, рано утром!

Стоявший удивленно посмотрел ему вслед и подумал: «А что за человек он? По внешности — барин, но почему же рано утром он шатается в этих местах? Видимо, ночь провел с женою какого-нибудь купчика».

За «Русской окраиной» город кончался. Разбросанные избушки рыбаков-эстонцев, похожие на муравейные кучи в лесу, и развалившаяся ветряная мельница все более подтверждали, что дальше не только нет города, но и нет даже таких жалких домишек, а лишь одни деревья, холмы и мрачные поля, посреди которых несет свои воды Эмбах.