Альпийская фиалка

— Эх, чего только не пришлось вытерпеть деревне, скольких избили, как только не измывались над нами. Манаса увели, чего только с ним не вытворяли, а он все на своем стоял, все говорил, что не виноват, не он, мол, убил казака. Но казаки показали, что убил Манас. Вот такие-то дела… Когда Манаса посадили в вагон, чтобы отправить в далекую тундру, напрасно искал он в вокзальной толпе хоть одно знакомое лицо.

— Увезли его, а что там дальше было, никто не знает…

…Потом ветер занес в лощину семена, и на развалинах Манасова дома расцвел шиповник. Каждой весной так много роз бывает в Оранджии, желтых, белых…

ДЕВУШКА ХОНАР

Перевод П. Макинцяна

Весеннее утро обещало ясный, солнечный день. Наши откормленные лошади, пофыркивая на каждом шагу, быстро поднимались по каменистой тропинке. Их шеи, лоснившиеся от пота, казались темно-синими.

Змейкой вилась тропинка. По мере удаления от села лес становился все гуще и гуще; спутанные, нависшие над головой ветви громадных деревьев заставляли нас нагибаться, прижимаясь к лошадиной шее, чтобы не поцарапать лица.

Ехали молча. Кончиком хлыста я сбивал листья и задевал свисавшие ветви; ночная роса осыпала дождем меня и мою лошадь.

Мой товарищ тихо насвистывал какую-то песню и покачивался в седле в такт лошадиной поступи.

— Двенадцать лет тому назад я ехал по этой тропинке в Дзорагюх…

Казалось, он говорил сам с собой. Я взглянул на него. По его улыбке я догадался, что он вспоминает какой-то счастливый случай из своей жизни, связанный с местами, по которым мы проезжаем.

Я спросил, какие ветры занесли его в эту глушь.

— Я был только что выпущен из тюрьмы. Я был юн, полон неисчерпаемой энергии и жажды работать. Ах, если бы я мог вернуть молодость!

Тропинка вывела нас на широкую лесную дорогу. Лошади приостановились, тяжело дыша, и вскоре тронулись.

— Знаешь, бывает, иное лицо так глубоко врезывается в память, что ты не можешь его забыть и спустя десятки лет видишь его так ясно, как будто это было вчера. Человек забывает имя, место, время встречи, забывает все подробности, но лицо и глаза остаются в памяти навсегда. Первое впечатление от блеска поразивших тебя глаз не исчезает, не меркнет до самой смерти.

Я только что хотел расспросить его о подробностях встречи, задержавшихся в его памяти, подобно золотому лучу солнца в тени густых ветвей, когда он, словно предвидя мой вопрос, сам начал рассказ:

— Ясно помню те дни, когда я решил поехать в Дзорагюх, чтобы исчезнуть на некоторое время из города. С радостью принял я предложение моего друга — занять место учителя в этом далеком селе. Меня соблазняли два обстоятельства: во-первых, там я хотя бы на время избавлюсь от слежки охранки, а во-вторых, смогу хорошо и спокойно работать.

Когда инспектор училищ пояснил мне, что Дзорагюх — это глухой уголок, где прекрасный воздух, густые дремучие леса и много дичи, я заторопился и, кажется, в тот же день отправился в дорогу.

Было начало зимы. Только что выпал снег. Ночью мы приехали на эту самую тропинку и стали удаляться от большой дороги. Снег сверкал под луной, как белый мрамор, и в нем отражались темные стволы деревьев. Проводник из Дзорагюха показал пальцем на долину, видневшуюся внизу.

— Вон оно, наше село!..

На снежной белизне виднелись маленькие черные точки. Это были жилища, стога сена и пирамиды кизяка. В окне одного из домов мерцал белый свет, как будто среди этих теней заблудилась маленькая звездочка. Мы спустились по склону горы. До нас донесся звонкий лай собаки. Эхо в лесу вторило ему звуком, похожим на удары топора.

— Это лает наш Богар, — сказал проводник. Лошадь, точно узнав лай Богара и поняв, что село близко, прибавила шагу.

А мне казалось, что я еду в одну из тех далеких сказочных стран, о которых рассказывал мне когда-то учитель географии. Дети часто мечтают о неведомых странах, где живут краснокожие, на деревьях сидят птицы, сверкающие разноцветным опереньем. И каждый раз, когда им предстоит дорога в новые, неведомые места, они представляют себе, что обязательно попадут в такую сказочную страну.

Так казалось и мне, хотя я был уже юношей. По-видимому, это настроение навевалось лесом, величием зимней ночи, неясными очертаниями скал и таинственными звуками, доносившимися из ущелий. Может быть, этому способствовала и моя усталость. Во всяком случае, тот первый приезд в Дзорагюх останется в моей памяти как одна из лучших ночей моей жизни.

Проводник повел меня к себе. Как сладко я заснул у тонира, на курси. Ночью я приоткрыл глаза и посмотрел в ердик. Зимнее небо было еще темным. Я снова завернулся в одеяло, вытянул ноги поближе к теплой золе тонира, и где-то на грани сна закачался ночной, полуреальный мир.

Утром, когда я открыл глаза, мне стало неловко: все давно уже поднялись и ждали моего пробуждения, чтобы затопить печку.