Алракцитовое сердце. Том I

Деян открыл стоявшую на столе деревянную шкатулку с резной крышкой: внутри оказались причудливого вида некрасивые костяные бусы и такая же брошь.

В одном из ларей он нашел надежно закупоренную банку с черным порохом для патронов, железные шарики, гильзы и ружейные инструменты, в другом — кучу полусгнивших тряпок, в третьем — испорченную муку и банку с солью. На стенах висело множество пучков с травами, тоже попорченными паразитами и сыростью.

Чародей иногда бормотал что-то; он бредил на иноземном языке или на многих языках сразу. Разобрать возможно было лишь некоторые повторяющиеся слова: «Венжар», «Марфус», «Мила», «Тина», «Радек», «Влад»… Деян предположил, что это все — имена, и тотчас же ужаснулся своей догадке. Люди эти — большинство из них — наверняка давно умерли, и обращенный к мертвецам зов словно призывал в лесное убежище Мрак…

Деян снял котелок с треноги и переставил боком к очагу, зачерпнул полкружки варева и поставил на стол остывать. Полкружки чуть теплых «ведьминых камешков» каждый час — так Вильма выхаживала замерзшую в лесу девчонку.

Рокочущая стена дождя за порогом надежно скрывала кости на поленнице и безымянную могилу; быть может, могилу той женщины, что жила здесь, а последний вздох испустила на той самой лавке, где умирал теперь чародей.

«Тогда тоже шли дожди?» — отрешенно подумал Деян. Ему представилось, как хозяин, крепкий мужчина — Деян не мог вообразить его лица, но почему-то явственно видел густую черную бороду и длинные руки — поутру склоняется над женой, целует ее в лоб и отшатывается, почувствовав губами смертный холод… Осеняет ее амблигоном, выходит вон, споро раскидывает лопатой сырую землю; опускает тело и ровняет холм, не замечая воющего пса; отряхивает руки, убирает лопату. Берет ружье и выходит из дому под навес, прикрыв за собой дверь: велика сила привычки — дождь ведь!

А затем садится на поленницу и, уперев приклад в землю, ногой давит спусковой крючок и пускает пулю в подбородок.

Позабытый пес на привязи подвывает и скулит, обессилев. Вокруг собираются волки, но пока еще держатся в стороне, ждут. Только в темноте блестят глаза, необъяснимо похожие на человеческие…

— Эй!.. — Деян вскочил, стиснув топорище. — Эй, Джибанд, — повторил он уже тише, провел ладонью перед неподвижными глазами великана. — Ау, Джеб? Ну конечно, ты не можешь меня слышать. Мрак. Что я, в самом деле…

Деян перевел дыхание и сел на ящик, сам себя успокаивая вслух. Неизвестно как он умудрился задремать, и великан нечаяно напугал его. Отсветы очага плясали в неживых глазах Джибанда, как будто тот следил взглядом за всем вокруг; от этого взгляда, от застывшей в углу огромной фигуры становилось совсем не по себе.

«Пригрезится же чушь всякая».

Деян притушил очаг, оставив одни угли, и закрыл дверь. Снаружи гремела гроза, в непроглядной серости лил дождь, и не понять было — день еще или уже наступили сумерки. Одно было ясно: как бы ни умерли те, кто жил здесь прежде, — умерли они совсем не такой спокойной и легкой смертью, которой стоило бы желать.

— Смерти вообще желать не стоит. Слышишь, колдун? — Деян, взяв кружку, склонился над чародеем, осторожно встряхнул того за плечо. — Голем! Пей. Сам говорил — за Белыми Вратами ничего нет, кроме людей вроде нас. Нечего туда торопиться.

Чародей застонал. Деян привычным жестом, как не раз проделывал с Шалфаной Догжон, обхватил ладонью его затылок, приподнял голову и поднес кружку к губам. Кисло-горький запах ударил в ноздри: чародей приоткрыл глаза и попытался оттолкнуть кружку подбородком.

Деян выругался. Он сомневался, что чародей сейчас хоть как-то соображает, — но ужас перед пищей застрял в его больном сознании крепче некуда.

— Пей! — Деян повысил голос, вспоминая, как чародей когда-то заставил подчиниться превосходящих числом орыжцев. — Давай, ну?!

Тот захрипел, пытаясь отвернуться. Деян легко удержал его.

— Пей, сукин ты сын! — Деян наклонил кружку. — Пей или умрешь!

Вряд ли чародей подчинился угрозе: просто кончились силы сопротивляться — и Деян постепенно влил варево в рот.

— Вот так бы сразу. — Он отпустил чародея. — Безо всяких…

Деян осекся; ему вдруг стало стыдно. Чародей смотрел из-под полуприкрытых век с бессильным ужасом.

— Ну, будет! Успокойся. — Деян присел на корточки у изголовья. — Ты меня слышишь? Господин Ригич… Рибен, — он с трудом припомнил имя чародея. — Я не хочу причинить тебе вред. Этим у нас детей лечат… Понимаешь? Но если станет хуже — я не оставлю тебя мучиться, — заставил себя произнести Деян. — Обещаю.

Чародей тяжело дышал, беззвучно шевеля губами.

Погасла закрепленная между камней лучина. Деян, морщась от боли в спине, встал, разжег ее заново и снова поставил котелок греться над углями.

— II —

Днем монотонный рокот ливня заглушал все лесные звуки. Ночью, когда буря улеглась, через волоконные оконца слышно было, как тут и там капает вода, как скрипят деревья. Хижина неплохо держала тепло, но отчего-то стыли пальцы; в капели с крыши чудились шаги.

На лавке сбивчиво дышал чародей.