Позже Деян не раз и не два вспоминал этот разговор, силясь разгадать, что за ним крылось, и жалел, что поспешил уйти; но тогда он лишь в ответ пожелал великану хорошего вечера в ответ и поднялся наверх.
Музыкант на помосте все пел и пел — о любви и о предательстве, об отчаянии и надежде, — пел и безбожно фальшивил; казалось порой, что делает он это специально — чтобы слушателям легче было петь вместе с ним.
Беспрепятственно пройдя через темную комнату, Деян было понадеялся, что чародей, одурманенный лекарствами, спит. Но стоило только усесться на мягкий тюфяк, как темнота негромко окликнула его:
— Деян.
— Что?
Но темнота молчала.
Так и не дождавшись ответа, Деян, переборов неохоту, встал, запалил свечу и прошел к кровати чародея. Прислуга когда-то успела проветрить комнату и отскрести пол: больше не было духоты и смрада, и можно было ходить, не боясь вступить Владыка знает во что. Синюшная бледность с лица Голема почти сошла: он больше не выглядел смертельно больным; скорее, смертельно уставшим.
— Рад, что тебе лучше, — сказал Деян.
— Если бы я здесь умер, это было бы немного некстати. — Голем слабо усмехнулся.
— Так что ты хотел? Я слушаю.
— Лучше расскажи, где ты нашел эту женщину?
— Харрану? Капитан к ней отвел. Они вроде как давно знакомы. — Деян посчитал, что подробности Голему знать будет излишне; во всяком случае, сейчас.
— Так я и думал. — Голем действительно удовлетворился кратким ответом. — Ну что, осмотрелся здесь худо-бедно за два дня? Как тебе город?
Деян вздохнул украдкой. К счастью или нет, но чародей явно не был настроен ругаться; просто хотел поговорить. Услышать что-нибудь хорошее, наверное.
— Нынче не лучшее время, чтоб осматриваться. — Поколебавшись на мгновение, Деян пододвинул себе табурет и сел. — Город, ну… Странный он. Не так я себе это представлял.
— Как — не так?
— Ну… Больше, выше. Совсем не похожим на Орыжь. С большими каменными домами, внушительней, красивее… Чище. — Прямо признаваться чародею, что Нелов кажется ему отвратительной смрадной дырой — «и стоило ради такого стремиться в большой мир?» — не хотелось, но Голем понял и сам:
— О мире по одним сказкам и россказням пьяным судить неверно, — сказал он. — Города бывают всякие. И гаже этого, и лучше, много лучше… Хотел бы я снова увидеть Ирталь! — Чародей улыбнулся. — Но его нет больше: забрало море — еще на моей памяти… В юности я был дурак: мне редко нравились города, непригодные для войны. Но знатоки называли Ирталь чудом рук человеческих; там было на что посмотреть. Джеб бы рассказал лучше, но кое-что помню и я.
Голем начал подробно и скучно рассказывать о прекрасных белокаменных статуях, о державших крыши святилищ огромных колоннах, о каналах и бьющих из камня фонтанах и других чудесах.
Вопреки обычному, Деяна рассказ совсем не увлек: слишком много всего за прошедший день он услышал; слишком много тяжелых мыслей ворочалось в голове, и эта очевидная и неуклюжая попытка чародея его развлечь только добавляла им веса.
— Рибен! Почему ты не злишься? — не выдержав, перебил он. — Не задашь мне трепку?
— А должен? — Голем вскинул брови в картинном недоумении.
— Не валяй дурака! — сердито сказал Деян. — Я оскорбил тебя. Несколько раз. На виду у всех. Перед тобой знатные господа на карачки бухаются, рассердить боятся, а тут… Кто ты — и кто я…
— О как! — Голем присвистнул. — Раньше надо было думать, «свободный человек», кто ты и кто я. Много раньше, а теперь уж поздно переигрывать. Тебе так не кажется?
— Может, и кажется. А только ты не увиливай, — проворчал Деян. — Я еще не забыл, как ты старику Беону ребра крошил за длинный язык. Едва насмерть не убил. А со мной тут лясы точишь.
— Ваш старик оскорбил мою жену и всех моих людей, с умыслом, и получил то, чего добивался. Смекаешь, в чем между вами разница? — Голем усмехнулся. — Деян, бывают случаи, когда я не могу сдержать себя, это верно, но если бы я кидался с кулаками на каждого, кто повышает на меня голос, Радислав дал бы мне отставку, а люди прозвали бы Безруким, потому что кулаки я стер бы по локоть. — Он помолчал немного. — А бросайся я на тех, кто пытается мне помочь, то не прожил бы на свете и полувека. К тому же ты везунчик… Днем я не мог и руки поднять; а до нынешнего часа у меня было навалом времени остыть. Но если ты настаиваешь на том, чтобы получить по лицу, — так и быть: только давай подождем до завтра: темно нынче — боюсь промазать.
— Опять все к шутке сводишь, колдун, — со вздохом сказал Деян; но от сердца немного отлегло. — И что прикажешь с тобой делать?
Голем, скривившись и сцепив зубы, осторожно сел в кровати.
— Раз уж ты спросил — помоги встать, — чуть задыхаясь, сказал он. — Если так пролежу до утра, завтра совсем двинуться не смогу: руки-ноги слушаться не будут.
Деяну, которому в свое время приходилось лежать без движения по многу дней, это чувство было хорошо знакомо, так что он без лишних слов пригнулся и позволил обхватить себя за шею.
Чародей навалился на его плечо всем весом; первые пять шагов до стены дались с огромным трудом. Но обратный путь оказался уже полегче.