Кто-то криком отдавал команды; с сырым стуком сыпались вокруг комья вывороченной земли и обломки мебели. Деян — на бесконечно долгое мгновение оказавшийся в далеком прошлом, когда такой же толчок сбросил его с Сердце-горы под летящие сверху камни, — опомнился и начал барахтаться, но только еще больше запутывался. Прошла вечность, прежде чем ткань перед лицом с треском разошлась и в легкие вновь хлынул холодный воздух.
— Шевельнешься — убью, — лаконично предупредил генерал Алнарон, немедля приставив нож, которым вспорол ткань, к его горлу.
Прозвучало убедительно; впрочем, Деян, жадно глотая смрадный воздух лагеря, вовсе и не думал дергаться. В ушах звенело, в груди драло, а радость от того, что он все еще жив, была какой-то неуместной, маленькой и ненастоящей. Лишь пульсирующая боль в лодыжке каждое мгновение напоминала — все это происходит с ним, происходит на самом деле.
— Не надо, — властно сказала темнота за спиной генерала голосом гроссмейстера ен’Гарбдада. — Из-за того, что этот юноша стоял поблизости, мы с тобой все еще живы. Прояви же немного благодарности!
— Смею надеяться, вы проявите благоразумие и не будете приближаться к этому… существу. — Генерал с видимой неохотой убрал нож. — Он как будто обычный человек, но я чувствую что-то
— Нет, — перебил его гроссмейстер. — Не пытайтесь задержать Голема, даже если он объявится: это вам не по зубам. И помните: он не враг нам. Хотя — увы! — пока не друг.
Деян сел и огляделся. Стража взяла остатки шатра в плотное кольцо. Сильно и резко пахло горелым: гроссмейстер чарами сжег ткань вокруг себя и теперь стоял, весь засыпанный пеплом, спокойно взирая на освещенный десятком факелов разгром. Голем исчез, как сквозь землю провалился, — а может, провалился в буквальном смысле. Ни следа недавней ярости или опьянения не было на лице Венжара ен’Гарбдада — ни испуга, ни досады; напротив, гроссмейстер даже казался довольным.
— Так вы специально его злили, — сказал Деян, сплюнув набившуюся в рот землю. — Но чего ради? По-моему, он и так был достаточно взбешен, чтобы убить вас.
— Вот именно! Иногда из кипящего котла нужно выпустить пар — иначе не миновать взрыва. — Гроссмейстер ен’Гарбдад, игнорируя протестующий жест Алнарона, подошел и с любопытством уставился на сидящего Деяна сверху вниз. Глаза старика азартно блестели; в это мгновение возможным казалось поверить, что когда-то будущий гроссмейстер Братства Раскаявшихся мог быть кому-то другом.
— Должно быть, в сравнении с Беном я кажусь тебе подлецом и злодеем, — весело сказал он, — который вдобавок вместо почетной встречи устроил благородному герою душ из кипящей смолы.
— Вы оба мне отвратительны, — с чувством сказал Деян. Ему не хотелось вставать; ничего не хотелось. Однако он был все еще жив — и оставшимся ему временем следовало как-то распорядиться.
— Кто ты? — спросил гроссмейстер ен’Гарбдад, пристально глядя на него.
— Никто, — сказал Деян. — Голем выбрал взять с собой меня, чтобы толковых людей от дома не отрывать: хотел как лучше. А они теперь погибли все; зато я — жив.
Взгляд Венжара ен’Гарбдада будто царапал изнутри череп, но, хотя Деян говорил чистую правду, в глазах гроссмейстера читалось недоверие.
«Венжар умный человек: он всегда найдет причину, по которой ему нужно сделать то, что он хочет сделать, — вспомнились Деяну слова Голема. — Дай ему повод — и он обхитрит сам себя».
— Джеб Ригич действительно потерял память? — наконец спросил гроссмейстер ен’Гарбдад.
— Да, — подтвердил Деян. — И ушел… искать память. Или лучшую долю, не знаю. Или просто ушел: быть может, ему надоело в этом всем участвовать.
— Досадно: он единственный, кого Рибен хоть как-то слушает, — сказал гроссмейстер со вздохом. — Но я рад, что Джеб тоже более-менее в порядке. Ну а ты что теперь собираешься делать?
Деян понял, что ни к какому определенному выводу на его счет тот так и не пришел; а причинять неудобства тому, кто мог оказаться глазами и ушами Голема, в планы Венжара ен’Гарбдада пока не входило.
— Припишите меня к армии и отправьте к Альбуту, — сказал Деян, с трудом поднявшись на ноги. — Если возможно.
— К кому? — удивился гроссмейстер.
— К капитану Ранко Альбуту, офицеру из епископской охраны, который привез нас сюда, — объяснил Деян.
Гроссмейстер вопросительно взглянул на Алнарона, и тот кивнул, подтверждая, что понял, о ком речь.
— Это возможно, — сказал гроссмейстер. — Но зачем?
— Оба моих брата и все молодые мужчины с моей родины погибли на вашей войне или погибнут в ближайшие дни, — сказал Деян. — До встречи с Големом я был калекой и потому не мог уйти с ними. Но теперь хочу разделить их судьбу. Я плохой солдат, но Альбут — хороший командир: он сумеет пристроить меня к делу.
Сперва Деян думал попросить приписать его к отряду, в котором воевали земляки; вдруг кто-нибудь еще жив? Но, вспомнив, что тогда придется сообщить о случившемся дома, отказался от этой мысли.
— Хочешь отомстить за своих? — спросил гроссмейстер.