Алракцитовое сердце. Том II

— После того, как ты не вернулся из-за края ни через десять дней, ни через тридцать, обстановка стала накаляться, — сказал гроссмейстер ен’Гарбдад. — Императору Радиславу доложили правду о том, что случилось, однако Его Величество усомнился в правдивости наших слов: он никак не хотел верить, что ты мог повести себя столь безответственно… Партия войны распространяла слухи о твоей гибели от рук хавбагов и быстро набирала силу, в Круге тоже нарастали разногласия. Самым лучшим решением казалось вернуть все на свои места. Так что Председатель Марфус, а с ним вместе Ахор и Виндал, попытались воссоздать по твоим записям нужные чары и отправились за тобой за край. Все они погибли, пытаясь тебя вызволить.

— Небеса, но зачем… Почему ты их не отговорил?! — Голем снова сорвался на крик. — Уж ты должен был понимать, что недопустимо так рисковать!

— Может быть, потому, что ты был моим другом, дорогой Бен? — насмешливо поинтересовался гроссмейстер ен’Гарбдад. Он понимал, какое действие его рассказ оказывает на Голема — и, похоже, это явно доставляло ему определенное удовольствие. — Но и возьмись я возражать — все равно бы ничего не вышло, потому как наш Председатель считал тебя едва ли не сыном. Как и дядя Нирим, как и Первый Король Островов Мирг Бон Керрер… Господь милосердный, да спускаясь за край, Марфус хотел спасти не Круг и не Империю, а тебя! Но потерпел неудачу. Я — представь себе! — просил Марфуса позволить мне отправиться вместе с ним; но что ты думаешь? Старик прямо сказал мне, что мое дело — нашептывать на ухо Императору, а как мастер я недостаточно хорош, чтобы помочь им добиться успеха! Поэтому я остался слушать, как по коридорам твоего замка разгуливает ветер, и ждать… После того как на четвертый день сердце Марфуса остановилось, общим решением было объявлено, что ты тоже умер. Необходимо было заполнить место в Круге и предотвратить новые самоубийственные попытки тебя вернуть. Я, как и планировал Марфус на случай неудачи, стал первым кандидатом на место Председателя. Однако некоторые посчитали, что все устроилось для меня подозрительно удачно: им, как и Радиславу, не верилось, что ты просто-напросто бросил их ради погони за химерой; что Марфус мог просто не преуспеть… Они не знали тебя так хорошо, как я! Зато знали мои уязвимые места. Я не получил поддержки, а вскоре вовсе был изгнан из Круга. Император зашел еще дальше и прямо обвинил в твоем и Марфуса убийстве… Мне пришлось бежать. Почти два столетия я вынужден был скрываться за морем, на Дарбате, под чужим именем. Так что Торговые Войны начались и закончились без меня, Рибен: и все по твоей милости.

— Ты лжешь, — сказал Голем.

— Даже не думал! — воскликнул гроссмейстер ен’Гарбдад. — Но какая тебе разница? Ничего не изменилось: из всей Империи по-настоящему тебя волнует судьба лишь одного человека. Но ты трусишь задать вопрос, потому как боишься услышать, что это Радмила приказала разрушить Старожье, чтобы стереть память о тебе. Видел бы ты сейчас свое лицо!

Несколько мгновений гроссмейстер любовался результатом своих слов, затем добавил:

— Но можешь выдохнуть: это не она. И не я, откуда бы ни пришла в твою дурную голову эта мысль.

Грубости из уст царственного старика, каким являлся гроссмейстер, звучали нелепо — но сам он, очевидно, не придавал этому значения.

— Если не ты, тогда кто? — спросил Голем.

— Радислав, — сказал гроссмейстер. — Наш друг-Император был колоссом своего времени: падение его оказалось невероятно разрушительным… Он любил тебя как брата — но и завидовал жестоко, как брату: твоей славе, твоей свободе, тому, как тебя принимали люди. Как уважали и боялись, как почитали и любили. Ему казалось, Нарьяжский трон стоит в тени отца и твоей тени; и это бросает тень на него самого, выставляет перед историей как ведомого, нерешительного правителя. Все было, конечно, не так: но Радислав так думал… Я предупреждал тебя об этом, но ты не слушал! А потом ты ушел. И все посыпалось… Император начал привечать всяких проходимцев, которые умело играли на его честолюбии. Они убедили его развязать войну — а признать поражение и отступиться, пока еще не стало поздно, он оказался не в силах. Стремительный рост налогов одновременно с падением прибылей и военными неудачами привел к внутренним беспорядкам, но чем хуже становилось положение, тем крепче Радислав цеплялся за надежду отыграться и отбить потери. Я мог лишь наблюдать со стороны, а его поступки делались все безумнее… Если поначалу он винил в неудачах дурное стечение обстоятельств и твое отсутствие, то затем назначил виновным тебя самого. Ты, говорил он, не позволил обострить конфликт с Великими Домами Дарбанта и республиканцами из Бадэя в более благоприятное время, ты позволил Островному Содружеству окрепнуть и накопить мощь, и теперь из-за тебя армия Империи раз за разом теряет корабли и солдат.

— Какое еще, к Владыке, благоприятное время?! — прорычал Голем.