Алрой

“Надеюсь, истинный мусульманин не коснется иудейки!” – взволнованно произнес черный евнух.

“Они приближаются. Какую пыль подняли, однако!” – воскликнул командир.

“Я вижу Хасана!” – крикнул стражник.

“Я узнаю его черного коня!” – подхватил черный евнух.

“Любопытно, сколько драхм стоит Бостинай?” – задался вопросом командир стражи.

“Несчетно!” – ответил стражник.

“Надеюсь, добро свое он честно приобрел”, – вновь выразил надежду евнух.

“Проверим”, – сказал командир, – “Как бы там ни было, тысячу, которую я должен старому Моисею, я не верну. Теперь мы свободны от долгов евреям”.

“Разумеется”, – подтвердил евнух.

Всадники совсем близко. Авангард достиг городской стены.

“О, Боже, кто это гарцует впереди?” – спросил командир охраны, несколько смущенный.

“Никогда прежде не видел его”, – ответил стражник, – “Одежда наша, сельджукская, не иначе, кто-то из Багдада”.

Зазвучали трубы.

“Кто командир охраны?” – крикнул воин внизу.

“Я!”

“Открыть ворота царю Израиля!” – прозвучал приказ.

“Кому?” – спросил изумленный командир.

“Царю Давиду. Богу было угодно отдать нам на истребление армию Хасана. Мы не оставили в живых ни самого Хасана, ни командиров, ни солдат сельджукских. Я – Джабастер, посланец владыки нашего. Этот меч – мандат мой! Немедленно прикажи открыть ворота, и мы преподнесем вам, мусульманам, подлинного милосердия урок. А заупрямитесь, то, как говорит наш царь, “ворвемся силой, всех поубиваем без разбора, включая стариков и сосунков”.

“Немедленно позвать сюда почтенного господина Бостиная!” – взвизгнул испуганный командир охраны, – “Он вступится за нас!”

“И не забыть достойную госпожу Мирьям, она так милосердна!” – присовокупил стражник.

“Я возглавлю процессию!” – вызвался выполнить приказ черный евнух, – “Кто, как не я, знает к женщине подход!”

С нерастраченными благословениями и с неподобающей статусу богохульной поспешностью возвращались муллы в святилище знаний и истинной веры. Муэдзины на минаретах не исторгли из раскрытых от удивления ртов положенные Аллаху славословия. Обожающие иудеев мусульмане толпами рвались к дому Бостиная и Мирьям, вызывали их преданными голосами, и каждый желал первым поцеловать края одежды господина и госпожи.

Широко распахнулись ворота. Джабастер и его воинство вошли в город, заступили в караул. На площади перед большой мечетью собрались правоверные горожане, чтобы празднично и достойно встретить победителей. Огни на минаретах раздвигали ночные тени, освещали спешно развешанные на городских стенах ковры, гобелены, гирлянды цветов. Громкой ликующей музыкой приправили правоверные Хамадана идиллию счастливой встречи с армией иудеев. Горожане и воины приветствовали друг друга радостными возгласами. Появился знакомый всем вороной конь, достойно неся в седле своего седока. Люди упали ниц, кричали: ”Долгой жизни тебе, долгого царствования тебе, Алрой!”

Вот идет депутация самых почтенных горожан. Во главе ее старик и скромная девица с опущенными долу глазами. Милости и защиты победителей приготовились просить. Всадник спрыгнул с коня, обнял девицу, вскричал: “Мирьям! Сестра! Сейчас, наконец, сознаю мой триумф!”

7.8

“Пей!” – сказал курд Кислох индийцу Калидасу, – “и не забывай, приятель, что мы больше не мусульмане!”

“Чтобы вполне вкусить букет вина, пить его надо из золотой посуды”, – сказал гебр, чей отец был выходцем из Эфиопии, – “эту безделушку я раздобыл на базаре”, – продолжил он и показал всем изящный золотой кубок, отделанный драгоценными камнями.

“Я думал, мародерство запрещено”, – усмехнулся негр.

“Верно. Но взять вещь в долг мы можем себе позволить”, – парировал гебр.

“Что до меня, я человек умеренных страстей”, – изрек индиец, – “Даже турка, пса поганого, не обижу. Хозяина, у которого я на постое, я всего лишь обратил в слугу, не перерезав ему горло. Удовлетворился его гаремом, баней, лошадьми и прочими безделицами”.

“С кем мы повелись, однако? Он ведь настоящий мессия!” – с благоговейным страхом произнес Кислох.

“Я прежде не шибко верил в силу скипетра Соломона-царя, покуда своими глазами ни увидал, как его величество снес голову с плеч доблестного сельджука”, – сказал Калидас.

“Он – мессия. Нет места сомнению”, – подтвердил гебр.

“Сомневаться в этом – значит вообще ни во что не верить”, – заметил индиец.

“Забавно”, – усмехнулся негр, – “я веры не имел вообще, теперь же единым махом удостоился наилучшей!”

“Большая удача! – сказал гебр, – чем позабавим себя сегодня вечером?”

“Можно пойти в кофейню и силой вливать вино в турецкие глотки”, – придумал индиец Калидас.

“А что, если поджечь мечеть?” – предложил изобретательный курд Кислох.

“Я чудно развлекся сегодня утром, – сказал гебр, давясь от смеха, – вижу, на базаре дервиш просит подаяние, а в ухе у него цепь продета. Я отыскал второго нищего, проткнул ему нос и цепью связал обоих вместе!”

“Ха-ха-ха!” – развеселился негр.

Самый искрометный юмор прост и непринужден и его ценителю представляет дело в новом свете.

7.9