Алрой

“Они идут, они идут! Дойдут ли? Я вижу блеск их сабель, я слышу топот их коней. Но воля Господа опережает их полки. Встряхнуть покрепче оливковое дерево пред сбором урожая, и что останется на ветвях? Жалкая горсть плодов! То же ждет и их орду!”

“Они идут, они идут! Дойдут ли? Воля Господа опережает их полки. Хамадан – ваша первая добыча. Удостоится победы, кто убежден в ней! Опустошенье явит горькая Вавилона судьба. Дикие звери поселятся в домах, ночами станут совы-сипухи кричать, а днями страусы нечистые по улицам бродить, и ведьмы запляшут у костров. Волки обоснуются во дворцах, змеи обживутся в каналах. Иссохнут луга, обесплодятся поля и сады. Вот ваших гонителей кары! Израилю же Бог вернет, что обещал и берег. Пойте, небеса! Торжествуй, земля! Пляшите, горы!”

Она окончила вдохновенную речь. Легкой поступью, грациозно перепрыгивая с яруса на ярус, стала спускаться вниз. Наконец, достигла арены. Запыхавшись от долгого спуска, поспешила к Алрою. Всех изумив, упала на колени, обняла за ноги Предводителя изгнания, волосами своими стерла пыль с его сандалий.

Крики восторга взвились над амфитеатром. Волна безраздельной веры захлестнула, закружила, поглотила сердца. Люди готовы потерять жизнь в надежде обрести лучшую. Мессия держал скипетр высоко над головой. И народ славил спасителя, и полагал сельджуков поверженными, и мнил себя свободным в возрожденном сияющем царстве.

7.5

Утомленная пятидневным маршем, армия Хасана расположилась на постой. Молодой воевода раскинул свой роскошный шатер в том самом чудном оазисе, что прежде дал приют бежавшему из Хамадана Алрою. В миле от походного жилища Хасана разбили лагерь его бойцы. Не только в отдыхе, но и в донесениях о силе и перемещениях противника нуждался Хасан.

Гонцы были отряжены и вскоре вернулись, а с ними ограбленный разбойниками купец – почтенный правоверный мусульманин. Пострадавшего немедленно препроводили к Хасану.

“Побывал в разбойничьем логове?” – спросил купца новый властитель Хамадана.

“К несчастью, да”, – ответил купец.

“Это далеко отсюда?”

“День пути”.

“Тебя освободили?”

“Вчерашним утром”.

“Каковы их силы?”

Купец замялся.

“У них есть заложники?” – спросил Хасан, испытующе глядя на торговца.

“О, святой Пророк наш! Горе мне, несчастному!” – возопил купец, и зарыдал, и принялся заламывать себе руки, – “Я, верноподданный халифа, дал клятву преступникам! Я, правоверный мусульманин, обязался помогать иудеям! О, господин мой, сделай милость, прикажи меня повесить! По заслугам мне такая смерть, я слишком задержался на этом свете!”

“Что все это значит? Говори, друг, и ничего не бойся!”

“Я верноподданный халифа, я правоверный мусульманин, я лишился десяти тысяч драхм!”

“Мне жаль тебя. И я ограблен. Признаем, однако, что своя утрата, свербит острее, чем чужая”.

“Будь проклят час, когда я попался на приманку этих псов! Скажи, господин, грешно ли нарушать клятву, данную еврею?”

“В этом нет греха! Любой мулла подтвердит. Я понял все. Грабители тебя освободили в обмен на обязательство не выдавать их. Лишь глупец доверяет обещанию, добытому угрозой, а умный дает слово, чтобы нарушить его. Говори все, что знаешь. Где они, сколько их, каковы их намерения?”

“Как верноподданный халифа, я должен служить ему, а обязанность истого мусульманина есть чинить ущерб неверным. Но, долг исполняя, себя обижать – грех. О, благородный господин! Негодяи обобрали меня до нитки. Отняли товаров на десять тысяч драхм! Включая доход от несостоявшейся продажи. Ах, каких замечательных платков лишился Хамадан!”

“К делу, к делу, друг! Что скажешь о разбойниках?”

“А я и толкую о деле. В платках все дело. Ибо, когда я говорю тебе о тех роскошных платках и непомерной тяжести моей утраты, ты должен уяснить, что главарь бандитов…”

“Алрой?”

“Возможно. Не знаю, как кличут этого проходимца-еврея. Он говорит мне: “Купец, ты чем-то опечален”. Я отвечаю: “Есть отчего. Я твой пленник и тобой ограблен на десять тысяч драхм!” А он мне: “Этот хлам ты ценишь в десять тысяч? И половины много за него. Старый плут!” Я не полез в карман за словом: “Попробовал бы ты, босяк, назвать меня плутом в Багдаде!” Тогда он говорит: “Ты попал в переделку, но можешь выкарабкаться без потерь. Ты не плут, ты честный малый, и умный, и, главное, ты правоверный мусульманин…” Я перебил: “Ты прав во всем, но в толк не возьму, чем моя вера мусульманская может быть полезна иудею? Разве что, как сказано в Коране, архангел Гавриил…” Я вижу, ты выражаешь нетерпение, мой господин?”

“Торговец, говори о деле!” – воскликнул Хасан.

“Я говорю о деле, а ты меня сбиваешь. Буду краток. Атаман разбойничий знает о твоем наступлении, дрожит от страха и хоть и старается виду не подавать, но меня не проведешь. Он отпустил меня, вручив написанное им собственноручно распоряжение некоему Бостинаю заплатить мне пять тысяч драхм при условии, что я обязуюсь сойтись с тобой и, да простит меня Пророк, солгать тебе!”

“Солгать?”