Алтарь

— Ты непроходимо глуп, Тилбур. Пожирая еду, ты выгрызаешь себе будущую могилу. В каждом кусочке, который попадает в твое ненасытное брюхо, всегда есть хоть немного какой-нибудь отравы или какой-нибудь болезни. Что-то выходит, что-то остается. День за днем, год за годом мусор накапливается в тебе, захламляет тело. Оно начинает портиться, слабеть, покрываться морщинами, пока наконец не падает совсем, отпуская души на поиски новой обители. Хочешь жить долго — не ешь сам. Пусть это делают другие. Пусть они травятся и умирают. А ты только пей из них уже чистую, совершенно безопасную силу.

— Но как это возможно, учитель? — перекинул легкое тельце через плечо Тилбур. — Разве силу можно увидеть? С какого места нужно ее пить?

— Ты это почувствуешь, если захочешь, мой мальчик, — улыбнулся жрец. — Только нужно узнать момент смерти, подготовиться к нему. Тело смертного угасает, и над ним появляется облачко… Облачко ясности… Облачко чистоты, прозрачности. Ты наклоняешься к нему, тянешь в себя, вдыхаешь его… И сила пронизывает твои мышцы, тебя словно тянет ввысь, ты… Ты становишься всесилен… Достаточно принять чужую силу один раз — и ты уже сам начинаешь к этому стремиться. И с каждым разом все получается проще и проще.

— Ты опять ворожишь над кровью, шаман? — В ворота святилища ступил низкий, широкоплечий дикарь, сжимающий в руке толстое копье с тяжелым каменным наконечником. С шеи вошедшего свисало длинное ожерелье, плотно набитое медвежьими и волчьими клыками. Из-за спины местного вождя выглядывали еще двое лохматых охотников.

— Приветствую тебя в храме всесильной Аментет, номарх, — поклонился Изекиль, после чего махнул рукой на ученика. — Иди, выброси его и искупайся в реке, пока кровь не засохла.

— Пришло время сельди, шаман, — заявил вождь. — Нам пора идти в море на лов. Ты должен пообещать нам спокойную воду, без штормов и враждебного ветра.

— Это нетрудно испросить у богов Дуата, номарх, — пожал плечами Изекиль. — Но сперва нужно сделать так, чтобы они услышали меня. Мне нужна жертва.

— Зачем мне сельдь, шаман, если ею некого будет кормить?! — повысил голос дикарь. — Ты все время требуешь жертвы и жертвы! Люди не успевают вырасти и получить обещанные тобою милости, как ты норовишь уложить их на свой стол! Духи прежнего шамана были не так исполнительны, но и не так кровожадны!

— Я не прошу именно твоих людей, номарх. Ты можешь напасть на соседей, захватить пленников и привести их мне.

— Как я могу на кого-то напасть, если ты иссушаешь наш корень, шаман? — скрипнул зубами. — Наш род с твоим приходом более не растет. Ты исполняешь любые просьбы, шаман, но берешь такую плату, что желания теряют смысл! Почему ты не хочешь принять от нас волов, оленей, шкуры? Хочешь, я приведу тебе лося?! Возьми его, возьми всего себе. Но пообещай нам спокойное море и не отнимай у нашего рода сильных охотников!

— Лосиная жертва призовет лосиных богов, — спокойно возразил Изекиль. — А они не услышат твоих просьб. Коли тебе жаль охотников, то отдай богам кого-нибудь из стариков. Всесильная только порадуется такой жертве…

Неожиданно откуда-то издалека прозвучал протяжный звук рога. Спустя некоторое время — еще и еще раз. Вождь, прислушиваясь, покачал головой.

— Я еще приду к тебе, шаман, — сказал он. — Я уже не верю, что нашему племени нужны твои боги.

— Смертным не дано выбирать, номарх. Смертным надлежит смиряться с волей всемогущих.

— Посмотрим, — перекинул копье в другую руку дикарь и решительно развернулся.

— Посмотрим, — согласился с ним Изекиль.

Служитель Небесного храма тоже давно сомневался, нужно ли ему это крохотное племя. Всего пара сотен семей, меньше полутысячи смертных. Изекиль так и не смог построить настоящий храм в честь всесильной Аментет: дикари не умели возводить здания, а сам жрец не проходил такого учения. Как, впрочем, он не умел и выделывать лен, ковать ножи и топоры, вырезать статуи и еще многое другое, что делали в Небесном храме бесчисленные мастеровые. Он так и не смог возвысить культ богини: дикари мало общались с соседями, и слава о всемогущем шамане за несколько лет так и не разошлась дальше, нежели на два перехода вверх по реке. Он не смог накопить силу: смертные слишком редко приносили жертвы. Иногда у жреца появлялось ощущение, что за минувшие после пробуждения годы он потерял больше силы, нежели приобрел.

На холм поднялся мокрый, трясущийся от холода Тилбур.

— Ну что, приходили к тебе духи реки, мой мальчик? — не скрывая ехидства, поинтересовался Изекиль.

— Н-нет, учитель… — замотал головой мальчишка. — Т-т-только мальки к-крутились.

— Это хорошо, — кивнул жрец. — А ты не знаешь, что может означать протяжный рев, словно олени зовут друг друга на бой? Сейчас вроде не время для гона.

— Наверное, меняльщики из мира духов приплыли, — предположил ученик. — Давно не появлялись. Они привозят бусины цветные, иглы тонкие, но камня крепче, нити длинные, крюки. На поляне перед излучиной складывают. Мы забираем, а им мед несем, камушки желтые прозрачные, что море выносит, мясо копченое. Они опосля забирают и назад плывут.