Алтарь

С борта корабля упала веревочная лестница с короткими деревянными перекладинами. Изекиль без особого труда забрался по ней наверх и перевалился через борт. Выпрямился во весь рост перед торговцем, гордо развернув плечи.

— Жрец Небесного храма? — Толстяк в голубой накидке, прикрепленной к плечам двумя золотыми фибулами с рубиновыми вставками, с серебряным обручем, скрепляющим длинные кудри, в отделанных перламутровыми вставками сандалиях окинул взглядом белокожего лохматого дикаря в потрепанной, засаленной и местами вытертой медвежьей шкуре, с сыромятным ремнем, завязанным на животе двойным узлом, и обмотками на ногах, запрокинул голову и заливисто расхохотался. Смех подхватили и его спутники. — Жрец Небесного храма!

Изекиль обвел их тяжелым взглядом, остановил его на торговце, отер пальцами рук виски, а потом выбросил свою ненависть вперед.

— А-а-а! — У падающего в пропасть толстяка смех мгновенно сменился криком ужаса. Корабль исчез. Вокруг царила мрачная, непроницаемая чернота, в которую и падал, падал, падал самодовольный шарданец. — Нееет!!!

— Так чем тебе не нравится Небесный храм?

— Отпусти меня! — взмолился толстяк, поняв, что шаман из диких северных земель находится где-то рядом. — Спаси меня, колдун! Пощади!!!

Изекиль хмыкнул, хлопнул в ладоши — купец ощутил под ногами твердую палубу, но удержать равновесие не смог и, отступив на несколько шагов, рухнул на бухту каната.

— Так чем тебе не нравится Небесный храм, несчастный? — повторил свой вопрос жрец.

— Ничего себе… — Толстяк дышал так, словно только что в одиночку разгрузил весь корабль. — Ты… Ты сильный колдун. Какой Небесный храм? Был я в Кемете. Все, что могут тамошние жрецы, так это орать в ухо, поливать водой из тайных труб и воровать серебро из поясов. А ты… Ты…

— Ты был в Кемете?! — вскинулся Изекиль. — Каков он ныне? Кто там правит, каких богов почитают смертные? Как далеко он простирает границы?

— Там ныне правит фараон Аменемхат,[14] который превыше прочих ценит Амона бараноголового и воинственного Монту. А земли за ним признаются от Жемчужного моря и на запад, в пустыню, кто сколько отмерить пожелает. Токмо вдоль моря селения стоят и на реке.

— Чтут ли там смертные всесильную Аментет, повелительницу Дуата?

— Ну, — пожал плечами толстяк, — жертвы приносят. И храмы, я так мыслю, стоят. Коли ты хочешь пойти служить в один из них, шаман, то тамошние настоятели с радостью дадут тебе долю в подношениях. Такого колдовства, что ты творишь, мне в жизни видеть не доводилось…

— Служить? — зашипел Изекиль. — Ты предлагаешь мне, верховному жрецу храма, принявшему свою власть от самого Мудрого Себека, стать зазывалой на ступенях святилища?!

— Ты только не обижайся, колдун, — испуганно сглотнул купец. — Ты можешь считать себя кем угодно, да только кто тебе так легко титул верховного жреца отдаст? Это же кормушка из чистого золота! Там за такое место десятками лет грызутся, трупов не считая. Ты не сердись, но если тебя кто-то шепотом сочтет достойным такого титула, тебя в тот же вечер отравят, отрежут голову и утопят в выгребной яме. Ты даже не представляешь, какие силы и какие деньги крутятся в тамошних храмах. Там одиночке, без связей и родства, не выжить. Это такое дело — враз шею свернут, никакое колдовство не поможет. Ты лучше со мной плыви… Будешь в городах разных, селениях приморских умение свое показывать. Золота куда как больше получишь, а риска никакого. Я бы за половину дохода и возил тебя с места на место, и с вождями, царями, номархами и ханами договаривался. Я с малых лет на палубе живу, везде всех знаю… Ну не хочешь, не надо! — спохватился толстяк, увидев, как гневно сверкнули глаза Изекиля. — Воля твоя, я только спросил. Ты же сам в Небесный храм просился. Так там ведь славы много, а золота мало. Настоятели до нитки оберут, да еще и благодарить заставят. Это я всего половину прошу… А хочешь — за треть соглашусь? Какая тебе разница, где колдовать? Тебе в храме, кроме мешка каменного да хлеба с молоком, ничего не дадут. А я тебе каюту коврами выстелю, яства давать стану отборные, девок, каких захочешь… Все из своей доли… Чего молчишь, шаман?

Изекиль думал. Он думал о том, что мир, конечно, разрушился и погрузился в дикость — но не до такой степени, как он ожидал. Где-то там, за лесами и морем, продолжал существовать Та-Кемет, Возлюбленная Земля. Из его жизни исчез Нефелим, поддерживавший порядок среди смертных; из его жизни исчезли Мудрые, знание которых делало жизнь смертных легкой и счастливой, а славу храмов — высокой и непорочной. Но жизнь продолжалась. Кто-то вполз на трон Великого, кто-то проповедовал в храмах, выжимая золото из их прошедшей славы…