Алтарь смерти. История маньяка-каннибала Джеффри Дамера

Доктор Самуэль Фридман, дававший показания следующим, открыто не согласился со своим коллегой в вопросе о мотивах совершения преступлений. По его словам, преступник совершал убийства не чтобы наказать себя за гомосексуальность; они были попыткой продолжить отношения. Это имело гораздо больше смысла в свете того, что мы уже слышали. Седовласый доктор Фридман говорил тихим монотонным голосом, произносил слова так тихо, что микрофон не различал его артикуляцию. Добрый по своей сути человек, он мог явно добиться успеха в своем выступлении, но избрал безопасный путь, побоявшись делать провокационные выводы.

Фридман изо всех сил старался похвалить Джеффа Дамера как человека:

– Приветливый и приятный в общении, вежливый, с чувством юмора, красивый, в традиционном смысле этого слова, и обаятельный, он был и остается умным молодым человеком.

Однако самой лестной характеристикой, данной Дамером самому себе, было «полный ноль», и доктор с некоторым успехом смог ее пояснить. По его словам, он «чувствовал себя беспомощным». Доктор Фридман сказал Дамеру, что при нормальных обстоятельствах любой человек гордился бы тем, что Дамер является его внуком, и испытывал к нему жалость, осознавая, в какую глубину отчаяния погрузился подсудимый. Доктор несколько раз повторил, что на него «произвели впечатление» показания Джудит Беккер, и стал первым свидетелем, который выразил некоторую веру в возможность искупления.

– Я надеюсь, – проговорил он, – что можно сделать что-то, чтобы вернуть к жизни этого человека, который, безусловно, обладает такими качествами, как молодость и интеллект.

Тем не менее присущая Фридману жесткость все-таки взяла над ним верх. Он не хотел декриминализовать незаконное поведение или минимизировать важность свободного выбора. Например, он был не согласен с высказываниями выживших после Вьетнамской войны солдат, которые утверждали, что синдром посттравматического стресса стал причиной их преступного поведения; он не любил слышать оправдания людей, которые вели себя неправильно, когда у них была возможность вести себя согласно закону. (Смысл данного отступления заключался в том, что присяжным предложили задуматься, позволяет ли каким-то образом вердикт «невменяемости» отпустить Дамера, но его, как и следовало ожидать, прервал судья Грэм.) Я подозреваю, что на Фридмана могло повлиять его еврейское происхождение; оправдать Дамера для него было равносильно тому, чтобы оправдать Гитлера.

Джеральд Бойл, вставший для проведения перекрестного допроса, предложил свидетелю согласиться с точкой зрения, что можно строить тщательно продуманные логические планы и делать выбор для достижения цели, которая в конечном итоге является безумной.

– Разве способность принимать решения говорит о том, что диагноз психотического поведения в данной ситуации невозможен?

Макканн, не обращая внимания на опасную аргументацию, выразил протест, который поддержал судья. Бойл, перефразируя свой вопрос, во-первых, убедил Фридмана в том, что, если человек способен сделать выбор, это не отменяет психическое заболевание, а во-вторых, что очень важно, заставил его признать: расстройство личности Джеффри Дамера на самом деле равносильно психическому заболеванию. После этого мистер Бойл сел на свое место без всякого намека на ликование.

Макканн сразу же извинился перед присяжными и подал ходатайство судье.

– Защита идет под эгидой недавно выявленного психического заболевания, – заявил он и попросил судью Грэма постановить, что Бойл должен ограничиться заявлениями о психических заболеваниях, которые действительно признаны и не представляют собой обычное расстройство личности. Грэм отклонил ходатайство, и обвинение представило свою версию в 13:30 в пятницу, 7 февраля.

Первым свидетелем стал доктор Оллсон, который подтвердил, что семнадцать раз выписывал Джеффри Дамеру снотворное. (Судья спросил Дамера, не возражает ли он, что доктор нарушит его право на конфиденциальность для дачи показаний, и он ответил, что не возражает – это был первый раз, когда его голос услышали в суде.) За ним последовали Раймон Флауэрс, Луи Пине и Сомсак Синтасомфон, каждый из которых в той или иной степени подвергался нападкам со стороны Дамера; они поведали суду истории, с которыми читатель уже знаком. К двум последним свидетелям обращались только по инициалам, и всех троих судья запретил снимать или фотографировать.