Сшибка произошла через несколько секунд. Шары кистеня свистели, разрезая воздух, Якунович старался как можно скорее приблизиться к противнику, мысленно рассчитав зону поражения, сводя преимущества оружия немца к минимуму, но ошибся. Рудольф разжал руку, державшую кистень, и тот, удерживаемый ремешком на запястье, пошел немного по другой траектории. Железный шар ощутимо припечатал по лопатке боярина. Защитная экипировка из высокопрочного пластика с гранулоподобной структурой, поддетая под кольчугу вместо обыкновенного поддоспешника, погасила большую часть энергии удара. Тевтонец успел крякнуть от удивления – дважды удар кистенем не наносится – и дал шпоры коню, пытаясь разорвать дистанцию. Розоватое лезвие топора лишь чиркнуло по прикрепленному на руке щиту. С минуту они кружили друг напротив друга, не решаясь нанести финальный удар. На только начинающееся движение атаки следовал контрприем, и воины лишь мысленно провожали возможное завершение своих начинаний.
«Зверь, а не немец, – подумал Сбыслав, – правду Вятко говорил».
Развить свою дальнейшую мысль по поводу нечеловеческой сущности тевтонского предводителя Сбыслав не успел. Рудольф не стал продолжать поединок. Поле боя не рыцарский турнир, а он в ответе за все войско. Да и время для личной отваги прошло. Рог дерптского епископа непрерывно подавал сигнал к атаке. Барабан вторил ему. Это означало, что Энгельберт повел датчан на правый фланг новгородского войска.
Рудольф опустил руку с кистенем. Попавшийся противник искусно импровизировал. Дорогой доспех, шлем, украшенный позолоченными кабаньими клыками, красивое оружие – все это выдавало в нем знатного воина. Однако косые, явно дилетантские попытки поразить его топором понизу, сводившие на нет все выверенные годами его атаки – смущали. Неудобный противник. Разменять отрубленную ногу на жизнь новгородского рыцаря тевтонец не хотел. Вдруг под задние копыта коня Рудольфа свалился арбалетчик. Его коллега с противоположной стороны всадил болт аккурат в глаз, и кнехт, падая, ударил своим оружием по крупу коня тевтонского предводителя. Оказавшись слева от новгородца, Рудольф рассмотрел украшение на шлеме. На память пришли слова сожженного четверть века назад звездочета: «Смерть твоя на золотых клыках кабана».
«Как могут быть у животного золотые зубы?» – думал тогда Рудольф, бросая факел в просмоленный валежник. Но с годами, человек начинает относиться к пророчествам более серьезно. Предупрежден – значит, вооружен. До сего дня тевтонец обманывал судьбу. Не стоит искушать ее и сегодня.
– На копья вепря! ― отдал команду Рудольф из Касселя, крутанув напоследок кистенем, едва не задев шлем Якуновича.
Второй треффен пошел в атаку. Это была половина всего войска тевтонцев. Сбыслава вместе с оруженосцами оттеснили, а затем и вовсе окружили. С десятком ладожан, он как островок на речке, сопротивлялся напору, отдавая подмытые водой берега быстрому течению. Центр русского войска раскололся надвое. Отошедшая на переформирование легкая конница Бата Сухе сосредоточила стрельбу на прорвавшихся кнехтах, но все понимали, что с каждой минутой брешь увеличивается. В бой пошли раненые. Ильич вооружил их щитами, дабы те могли изображать еще одну линию русской обороны. К ним присоединились старики и отроки из обоза.
– Кирьян, Сема, ― обратился к своим людям Пахом Ильич, – поднимайте красный флаг, совсем тяжко стало. Простите меня, ребята, если что не так было. Ура! Бей гада! Вперед! Вперед! Новгород!
Дудки за спиной Пахома заиграли какую-то бесовскую мелодию. Старик, руководитель «оркестра», в медвежьей шкуре, вдруг сбросил ее и, удерживая свой посох двумя руками, стал крутить его над головой, издавая необычным музыкальным инструментом невероятный свист. Лошади, подгоняемые этим звуком, в несколько прыжков преодолели расстояние до противника и врубились в тевтонцев. Ильич за десяток секунд, как плуг, взбороздил ряды немцев и начал пробиваться к Сбыславу. Он даже не попал ни по кому мечом, когда ловушка захлопнулась. Полк, полностью лишившись командования, действовал уже как два разобщенных отряда. Пахома Ильича сдернули с лошади. Кирьян с Семеном смогли отбить своего боярина и, став спинами друг к другу защищали свои жизни. В десяти шагах от них бился Якунович. Михайло Сытинич удерживал левый фланг, сражаясь в первых рядах, обстановкой не владел. Его знамя смешалось с вымпелами немцев и несколько раз исчезало, но вновь поднималось. Лютая сеча шла, беспощадная и кровавая. Люди превращались в зверей, рычащих от убийства и кричащих от боли.