Нет, возразил я себе, продолжая машинально отстукивать текст, не все. У меня есть Лиз — и я люблю ее. У меня есть дочь — и я люблю их обеих. У меня есть все, и даже этот чертов двойник, с которым можно получить сверх того. Вместе мы личность выдающаяся, и нам надо быть вместе. Всем надо, чтобы мы были вместе. Даже Господу Богу, который вертит нами, пытаясь составить в одно, как детали замысловатой головоломки, потому что из-за нас с нашей выходкой мироздание дало трещину, протекает где-то, как проржавевшая водопроводная труба, и оттого, что упал напор, каждый из потоков времени бледнее и беднее, чем если бы они слились воедино…
Как обычно, пока половина мозга занималась текучкой (сейчас это были досужие размышления, а не стучание по клавишам! А раньше — наоборот), вторая сочиняла, и теперь руки подчинялись ей. Уж не знаю, может, вселенная, где я сейчас находился, являлась зеркальной по отношению к другой, но, определенно, все здесь было наоборот. И это при том, что мир этот, в общем, представлял собой полную копию другого.
Я перечитал написанное и даже не сразу заметил «место склейки»: во сне двойник оборвал меня на середине абзаца. Короче, эта вселенная опять стала для меня лучшей.
Оставалось переговорить с Виталием Москвиным.
Только на улице я вдруг сообразил, что не знаю, куда идти. Вчерашние поиски ничем не закончились — отпала необходимость. И мне пришло в голову повторить попытку: вряд ли в этой «Августе» я буду встречен так же, как в той. Откуда мне было знать, что в своем издательстве я никогда не был?
Подходя к зданию, большую часть которого занимала «Августа», а оставшуюся — какие-то рога-и-копытообразные конторы, я вспомнил, что у меня нет пропуска. Как постоянному работнику мне выдали яркий квадратик картона, без которого проникнуть в издательство было непросто, особенно после какой-нибудь кражи или утечки информации, когда охрану как следует вздрючивали. Разумной, однако, показалась мысль, какую я теперь роль для них играю.
Охранник меня знать не мог — и не узнал. То, кем я назвался, вынудило его говорить со мной вежливее и связаться с начальством. Торопливая секретарша проводила дорогого гостя в кабинет одного из редакторов — возможно, этот человек занимал специальную должность: встречать меня, если я вдруг появлюсь у них; во всяком случае он ничем не занимался и никуда не торопился.
Торопился я.
Я открыл было рот, и только тут до меня дошло, какой я болван. Никакого писателя Москвина в этом мире нет и не было. Здесь есть я, этого достаточно. (Мне припомнилось, что Москвин тот Москвин — в свое время что-то, вроде, пописывал, отчего и появлялся на «рыбных четвергах», но для «Августы» — издательства номер один во всех мирах — этого было недостаточно. Благотворительность, которую они себе позволяли, распространялась лишь на классиков.)
Все-таки я спросил, нет ли у издательства в какой-либо базе данных такого вот молодого одаренного писателя и поэта; клянусь богом, секретарша проверила списки всех зарегистрированных творческих союзов, даже по Москве — ну не было такого в природе. Если бы я знал, как в итоге обернется дело, долгие вечера над моими книгами под его ненавистной фамилией не отняли бы у меня нескольких лет жизни. Впрочем, есть теория, что зависть укрепляет нервную систему.
Тогда я попросил разрешения сделать звонок — надо было из той комнаты, куда я годами носил сделанную работу, и откуда звонил вчера. Номер Димы Александрова почему-то запал в память, — цифры и имена я, как правило, благополучно забываю — но никто не снимал трубку. Придется подождать до вечера. Тут мне в голову пришла хорошая идея; я ускоренно распрощался с начальником отдела по приему меня и помчался домой.
Лиз с дочкой гуляли чуть в стороне от метро.
— Ты сказал — часа через два-три, мы и пошли тебя встречать.
Сейчас мне было не до того, часто ли они так встречали двойника. Меня — никогда.
— Это здорово. Ведь сегодня четверг? Поехали прямо сейчас к «Бальмонту»!
Но час оказался еще довольно ранний, и мы решили прогуляться. Купили веточку бананов и пошли, стараясь выбирать улочки потише.
— А зачем мы к нему идем? — спросила вдруг Лиз. — Ты его не видел года два.
Два года назад я еще не знал его.
— Ты думаешь, он не пустит нас на порог?
— Я думаю, он не поверит своим глазам. А что тебе от него нужно?
— Ничего. Я надеюсь застать там Виталия Москвина.
— А это кто такой?
— Понимаешь, — неожиданно меня потянуло рассказать ей все, — этот человек сыграл в моей судьбе некоторую мистическую роль. Но он не закончил, и мне нужно тактично подтолкнуть его. Не знаю, как все объяснить, ты поверила бы в параллельный мир, моего двойника и прочие атрибуты фантастических романов? И я в самом центре этого столпотворения.
Лиз не смотрела на меня. Она помолчала минуту и сказала:
— Ладно. Расскажешь потом и мы вместе посмеемся.
— Почему не посмеяться сейчас? — Я произнес вопрос машинально, без выражения; это было похоже на пароль.
— Потому что сейчас не смешно.