Альтернатива

— Мое прошлое. — серьезно заявил Головорез. — Если взглянуть на статистику, в моей личной жизни никогда не было ничего, кроме предательств, измен, обмана, манипуляций и использования меня моими девушками. Поэтому в какой-то момент я перестал верить людям. Я посчитал, что больше никогда и никому не смогу доверять, чтобы больше никто не смог причинить мне боль. Но знаешь, Лора, сегодня я понял, что из любого правила могут быть исключения. Я понял, что в мире есть девушка, которой я еще могу поверить. Девушка, которая понимает меня, и принимает меня таким, какой я есть. Девушка, готовая всегда меня выслушать, поддержать и помочь в трудную минуту. И эта девушка — ты.

В глазах Лоры начали наворачиваться серебристые слезы радости.

— Господи, Джейсон… — улыбнулась сквозь слезы Лора. — Это самые прекрасные слова, которые я когда-либо слышала в жизни. Спасибо тебе.

— Нет, это тебе спасибо. — оборвал ее Головорез. — Ты изменила мой мир. Всю мою жизнь. Я…

— Тссс… — прервала его Лора, жестом показывая Головорезу необходимость молчать. — Я все понимаю и без слов.

После этой фразы Лора прижалась к Головорезу и страстно поцеловала его в губы. Головорез тут же обнял Лору и поддержал ее в этом внезапном намерении. Они стояли так около пяти минут, не замечая весь мир вокруг. Когда они наконец отпрянули друг от друга, они медленно пошли дальше в обнимку, не говоря ни слова. Каждый из них был счастлив.

— Вот мы и пришли. — пожала плечами Лора. — Черт, так не хочется расставаться.

— Да. — кивнул Головорез. — Я уже жду — не дождусь завтрашнего дня, чтобы увидеть тебя снова.

— Джейсон… — промолвила Лора. — Не уходи. Останься со мной сегодня. Пожалуйста.

— С удовольствием. — улыбнулся Головорез. — Сегодня и всегда, если попросишь.

Лора вновь поцеловала Головореза, а после они вместе поднялись в ее квартиру, из которой по непонятным для соседей причинам потом еще половину ночи доносили весьма странные звуки.

Пока Головорез активно притворялся романтичным поэтом, Джейсон Грим тем временем «наслаждался» всеми прелестями тюремной жизни.

Условия в его камере были ужасные. Помимо невыносимого соседа с лицом лучшего друга Грима, который говорил без умолку, не давая спать, было еще множество неудобств. Камера была не отапливаемым помещением, в котором температура в лучшем случае доходила до 12 градусов Цельсия. Заключенным приходилось укутываться в одеяла, чтобы не замерзнуть от холода.

Тюремное меню также оставляло желать лучшего. На ужин Гриму принесли гороховый суп, лишь от вида которого просто воротило. Запах этого супа, разносившийся по всему тюремному блоку, чуть было не вывернул наружу все содержимое желудка Грима. Но, преодолевая отвращение, Грим все-таки заставил себя поесть, просто для того, чтобы не умереть с голоду.

Камера Грима и Букера была не только холодной, но и тесной. Их кровати плотно прилегали друг к другу по вертикали, но при этом занимали половину свободного пространства. Единственным развлечением у двух заключенных были только вечные дискуссии.

— Когда мы отсюда выйдем… — начал Букер. — Приглашаю тебя к себе в гости. Посадить-то меня посадили, но имущество, слава Богу, не конфисковали. У меня остался прекрасный загородный особняк, записанный на жену. Ох и погуляем мы, когда освободимся.

— Освободимся? — покачал головой Грим. — Это следственный изолятор. Сейчас мы ждем своего судебного заседания, на котором, даю тебе слово, нам вынесут самый строгий из всех возможных обвинительных вердиктов. И если ты, можешь быть, выберешься отсюда лет через десять, то мне уж точно дадут пожизненное, а то и приговорят к смертной казни. Ты же знаешь список моих подвигов.

— Да, наслышан. — кивнул Букер. — Что ж, тогда остается только один вариант. Бежать.

— Бежать? — переспросил Грим. — Отсюда? Это самый охраняемый следственный изолятор штата. Если ты забыл, я тебе напомню. Мы находимся на острове, который окружает пучина ледяной воды, а сам остров связан с сушью только одним единственным мостом, на котором охраны больше, чем в самом, мать его, Белом доме! И даже если снайперы не застрелят тебя после того, как ты раздерешь себе брюхо на колючей проволоке, пока будешь перелазить забор, то уж натасканные на такой особый случай служебные овчарки просто разорвут тебя в клочья. Бежать некуда. Побег обречен на провал.

— Значит, бежать надо не отсюда. — заметил Букер. — Ты же сам сказал, мы здесь будем не вечно. Так или иначе, рано или поздно нас доставят на судебное заседание, а потом в другую тюрьму. Из самой тюрьмы сбежать практически невозможно. Значит, нужно попытаться сделать ноги в процессе транспортировки. Да, это тоже определенный риск, но тебе-то что терять? Даже если тебе дадут еще 20 пожизненных, жизнь-то у тебя все-таки одна, и она обречена на вечные страдания в тюремной камере. Что ты теряешь?