АльteRNatива

– Всё нормально, дружище, – взволнованно сказал я, – сам не знаю, что не так. Какие-то хреновины всплывают из ничего, а потом всё это каким-то образом раздувается на пустом месте. Не знаю что такое, всё хорошо, в общем, просто случайное недопонимание.

Самсон глубокомысленно махнул рукой:

– Это бывает, ничего страшного. Главное, что мы команда, и каждый может рассчитывать друг на друга, да?

– Да!

– Вот и зашибись. Короче, ты ушёл раньше с дискотеки и мы тебе не успели сказать. Есть вариант после отбоя на колокольню рвануть, – он оглянулся на открытую дверь и закончил, понизив голос, – Делюга пивка намутил, бухнём.

– Отлично! – воскликнул я.

– Тогда ждём, через полчаса отбой, через час выходим как обычно.

Конфликт на этом вроде бы был исчерпан, я согласно кивнул и подошёл к тумбочке, где все остальные разбирали свои порции еды. Без особого аппетита я затолкал в себя песочное печенье с творогом и, открыв картонную упаковку, залил в себя пол литра сладковатой жижи.

***

Примерно в двух километрах за территорией лагеря было сельское поселение, куда ходить было строжайше запрещено. Там жили, в основном, старики и фермерские семьи, а молодёжи практически не было. Однако те редкие индивидуумы из молодняка, что не уехали жить в город, были там, мягко говоря, не совсем законопослушными.

Оболтусы и воришки, пившие днями напролёт бормотуху и курившие травку, или нюхавшие клей, поди их там разбери, что именно приводило их в такое состояние и внешний вид, что все они имели. Короче полнейшие отбросы общества, мусор.

Но будет справедливым сказать, что тогда мы так не считали. В нашем детстве пить пиво в двенадцать и водку в четырнадцать было вполне естественным. По-крайней мере, в моей среде. Мы считали себя взрослыми и желали по-взрослому жить. А что как не алкоголь и курение могут сделать тебя по-настоящему самодостаточным?

Но пьянствующая деревенщина всё равно была хуже. Все они были какими-то грязными, вонючими и отталкивающими. Их вид вызывал у нас отвращение, когда мы замечали их издали. Никто не признался бы в этом, но в глубине души мы их побаивались, как побаиваются люди бродячих собак с грязной облезлой шерстью и уродливыми мордами – может, они и не бешеные, но проверять не хочется, и лучше бы они сдохли где-нибудь там, подальше от нас и без нашей помощи.

Другие обитатели лагеря ни за что не вышли бы за пределы территории, но для нас это было делом принципа. Мы должны были смотреть в лицо опасности, ведь Антон Маратович учил нас отваге и мужеству пограничника. Именно пограничник охраняет границы общего дома и именно он, при необходимости, обязан делать вылазки в стан врага, дабы предотвратить возможную опасность. И хотя, скорее всего, это дело больше касалось разведчика – для нас это не имело никакого значения, ведь мы были юными, и нуждались в благородном оправдании своей безрассудности…

Колокольня была последним сооружением, что осталось от старой, разрушенной в Советское время, церквушки. Одинокая башня посреди развалин, зачем её только оставили? Обломки камней так и лежали вокруг колокольни, уже чёрт знает сколько времени. Посреди всего этого строительного мусора возвышался здоровенный деревянный крест.

В первую же ночь своего пребывания в лагере, мы посетили это интересное место и изучили руины вдоль и поперёк. Внутри колокольни было пусто, лишь полуобвалившаяся лестница вдоль круглых стен и узкая площадка наверху. Там когда-то висел колокол и его, конечно, сняли в первую очередь.

– Во имя революции! – громко провозгласил тогда Чудо-тварь, глядя на Красного, и громко заржал.

В тот же день мы решили, что колокольня станет нашей базой и, взяв по куску кирпича, наскоблили свои имена на внутренней стене башни.

Как и в первый раз, сейчас от лагеря до развалин мы дошли минут за двадцать. Мы двигались очень быстро, стараясь не обращать внимания на шорохи в траве. Перемахнув через забор, мы двинулись вслед за Делюгой, который освещал путь карманным фонариком.

– Я спрятал пивас там, – шёпотом сказал он.

– И когда ты успел его спрятать? – так же шёпотом спросил я и украдкой покосился в сторону Бога.

– Сразу после полдника, буфетчица подогнала. Тебе же Красный сказал.

– Он мне вообще-то ничего толком не сказал, – проворчал я.

– Харе шептать, пацаны, – сказал Толстый. – И так жутковато.

– Что жутковато? – спросил Чудо-тварь. – Тебе страшно, Суфле?

– Не называй меня так, гнида!

– Хватит, парни, давайте дойдём спокойно, не хватало ещё на местных нарваться, – сказал Самсон.

После этого все замолчали и остаток пути мы шли в тишине.

Я чувствовал вину за то, что делаю: иду развлекаться на святое место бывшего храма Божьего, да ещё и пиво там пить. Не зная насколько подобное плохо, пока мы шли, я раз десять смотрел в сторону Бога. Хорошо, что выбранное мною направление совпадало сейчас с нашим путём, иначе бы пацаны точно заметили эту мою странность, и пришлось бы снова врать насчёт того, что я делаю упражнение для зрения.