АльteRNatива

– Вот же дурак! – воскликнул я вслух и ударил себя несколько раз ладонью по лбу. – Дурак! Дурак! Дурак!

Я посмотрел в сторону Бога и перекрестился три по три. Потом вернул страницы на начало и стал читать заново. С третьей попытки мне, наконец, удалось включиться в сюжет, но как только это произошло, я сильно захотел спать. Покосившись на часы в будильнике, я отметил, что уже двенадцатый час. Отец говорил, что вставать завтра рано. Рано – это во сколько? Ладно, ложусь спать.

Я скинул с кровати плед, откинул простынь, разделся и лёг. Но как только лёг, сонливость куда-то пропала, и я снова стал думать обо всём подряд. Так, проворочавшись где-то час, я захотел в туалет, встал и вышел из комнаты. Родители уже спали, и чтобы их не разбудить, я на цыпочках прошёл через прихожую.

Облегчившись, я вернулся в комнату, снова лёг и, провалявшись ещё минут двадцать, наконец, уснул.

***

Отец разбудил меня в шесть утра:

– Вставай, Костя, вставай, надо собираться.

Я с трудом поднялся на постели, потирая кулаками глаза.

– А сколько время? – заспанным голосом спросил я.

– Седьмой час уже, надо выходить через полчаса.

Из кухни слышалось шкварчание сковороды, вкусно пахло яичницей и жареной колбасой. Убедившись, что я уже не лягу обратно, отец скомандовал:

– Умывайся быстренько и иди завтракать, мать уже всё приготовила…

Через сорок минут мы стояли на автобусной остановке, где без нас уже накопилась тьма народа. В основном, это были старики, или взрослые, возраста моих родителей. Все они с нетерпением ждали, когда приедет вожделенный автобус. И хотя по расписанию он должен был быть в семь, раньше половины восьмого он никогда не приходил. Тем не менее, остановка всегда была забита заранее. Люди как бы занимали очередь, чтобы когда начнётся толкотня и боевой прорыв к жёлтым дверям-гармошкам, можно было бы со всеми основаниями толкать окружающих локтями. Ведь ты пришёл раньше и это все видели!

На остановке была гнетущая атмосфера. Я то и дело смотрел в сторону Бога, зная в глубине души, что этот мой поступок Он, скорее всего, одобряет. Ведь я ехал на дачу с родителями, чтобы им помогать. Я делал это без желания, ибо мне не нравилось на даче и я не любил все эти сельскохозяйственные штуки, которыми был одержим каждый старпёр нашего провинциального города.

Ещё больше я не выносил автобусы, в которых меня тошнило и эту сопутствующую вонь, что была неотъемлемой частью старых пазиков и икарусов. Выхлопные газы, грязь под ногами, запах старческого пота и нездорового пищеварения. А когда мы ехали с дачи обратно, в автобусах примешивался ещё и запах дикого чеснока, который надолго впивался в руки и рты тех, кто его дёргал на грядках, или ел.

В общем, мучений здесь было для меня навалом, начиная с утреннего пробуждения и кончая следующими несколькими днями. Я верил, что Бог учитывает моё самопожертвование ради отца и матери и обязательно воздаст мне за это по справедливости.

Впрочем, я не имел право ни на что рассчитывать, ведь на всё всегда была Его воля. И как бы подтверждая эту свою покорность, я ещё раз посмотрел в сторону Бога перед тем как втиснуться в грязный автобус.

– Проходите дальше, проходите! – сквозь зубы прорычал отец когда мы, прижавшись друг к другу, протискивались на очередную ступень подножки.

Наконец, двери с треском захлопнулись и машина тронулась.

Не знаю как, но все кто были на остановке вместе с нами, уместились внутрь, несмотря на то, что транспорт подъехал уже битком набитый. Благо хоть что наша остановка была последней перед выездом за город и больше сюда уж точно никого усаживать не станут.

– Вошедшие, передаём за проезд! – раздался из-за груды человеческих тел грозный голос кондуктора.

– Подержи-ка, – велел отец, вручая мне сумку, и засунул свободную руку в карман брюк.

Позади меня, скорчившись боком, стояла мама, умудряясь держать в каждой руке по авоське, слева и справа нас подпирали другие люди. Отец достал из кармана горсть мелочи и, разложив её на ладони, перебрал большим пальцем мелкие монеты.

– Костя, набери четыре пятьдесят, – сказал отец.

Я перехватил в одну руку все сумки что у меня были и собрал с ладони отца четыре пятьдесят.

– Передай вперёд.

Я, насколько мог вежливо, дотронулся до плеча старика стоящего чуть впереди и громко попросил:

– Извините, вы не могли бы передать за троих?

– Как я передам?! Не видишь, мне даже держаться нечем?! – взвизгнул противный старик, изгадив воздух, вонючим запахом изо рта.

– Давай я передам, – сказала женщина чуть дальше.

– Спасибо, – поблагодарил я, подавляя лютую ненависть ко всему миру.

Я повернул голову и посмотрел извиняющимся взором в сторону Бога, после чего нечаянно наткнулся на ответный взгляд толстухи с накрашенными губами. Она тут же сардонически улыбнулась, подумав, вероятно, что я смотрю на неё, и кивнула, слегка пожав плечами, как бы говоря этим жестом: «да, тяжёлая нам выпала доля, что поделать».