Альтернативная личность

Странно все вышло. Соня по телефонному справочнику позвонила — умер, сказали. И по приметам он. Но вот ведь он, живой. Ничего не понятно. В отдел его позвонила. А там нагрубили. В канцелярию направили. А та такие справки не дает. Но сказали, что работал. И трубку повесили. И то хорошо. К дежурному отфутболили. Но Соня не унялась, в отдел кадров, в само управление звякнула. Без всякой надежды. Молоденький голос ответил. Девушка какая-то. Которой все до одного места. У нее можно было вообще все про весь личный состав выведать. «Сейчас, — говорит, — личное дело из архива принесу». И ушла надолго. Не поинтересовалась, кто спрашивает и зачем. Ведь Соня знала, что так девушке делать нельзя, ведь нарушение это, а все же стала ждать. Искусила ее звонком.

«Сергей Арнольдович», — сказала вернувшаяся девушка. И коротко зачитала Соне бумаги: родился, учился, служил. Сирота. Две грамоты от управления, четыре от отдела. Медали даже есть. В том числе «За охрану общественного порядка». «Порядок Сергей Арнольдович любит, — подумала Соня, — и общественный тоже». Характеристика короткая. И ровным голосом: «погиб при задержании преступника». Вот так! Два источника, две составные части: звонок по телефонному номеру из книги, звонок в управление. Одно подтверждает другое. Наверное, так и разведчики работают: если из одного места информация идет та, в которую не хочешь верить — не веришь. Если из двух — веришь.

* * *

— Интересное место, — сказал Андрей. — Я думал, некоторые из них, — кивнул через плечо, — в Питере. Это ж тамошние знаменитости. Чего здесь-то? Сюда привезли?

— Все здесь, — ответил незнакомец, — где ж им быть?

— Я на кладбище не часто бываю, не знаю кто где… Почти не бываю. Не люблю это место. Идешь, а под ногами люди. Лежат там и на тебя смотрят. Хорошие вроде все, а не те. Не часто прихожу — случаем. Но не боюсь — этого я насмотрелся — не по себе как-то. Да, не часто…

— Вот и пользуйтесь случаем.

— И много здесь?

— Я же говорю, все. — Незнакомец прислонился к ограде спиной.

— Понимаю, — кивнул Андрей. — Как это вы сказали, про коробку… «Не будь ее, не было бы и содержимого». Циничная метафора. Обычно так не говорят. У многих — близкие… Цинично.

— Разве? Если говорить мертвец или покойник, будет точнее? Ну, даже «покойник» как-то сомнительно. Покойный. Так лучше, по-вашему? И как это прозвучит: у мертвеца нет содержимого? Это не будет метафора… Скорее уж тело. Нет тела — нет содержимого. Согласны?

— По сути — да. Но по форме… Это тема среди людей деликатная, тонкая. Когда говорят об усопшем, особенно если ты с ним знаком был, слова подбирают округлые, не всякие. Говорить об усопшем — ритуал. Вполголоса нужно. И только хорошее. Даже афоризм имеется соответствующий: «Об имяреке, как о покойнике: либо хорошо, либо ничего». Помните?

— Помню, чего ж не помнить. Только вот этот афоризм — не знаю, может, вы и не слышите — как раз цинизмом и отдает. Так о человеке говорят, чтобы речи своей юмору придать ненужного. Те острят, а вы повторяете. Острят, но с оглядкой. Боятся же. Считается грех. Пошутил — вроде согрешил — оглянулся, ничего не происходит и дальше. Всегда оглядывается. Боится. Разве это честно? Бояться и продолжать. А ты не бойся. Или не шути, коли знаешь, что нехорошо это. Нет, так и тянет. Нравится на грани греха ходить. Вот вы, внутри разрешаете себе шутки о покойнике?

— Стараюсь не разрешать.

— Не верится что-то. Вы приглядитесь, — попросил незнакомец. — Есть покойники, которые и не табу вовсе. Почему-то в отношении одних работает, а в отношении других — нет.

— Может, из-за того, что одни — наши близкие, а другие… Сами понимаете.

— Далекие? — угадал незнакомец. — Разве это честно? Если я сейчас возьмусь приводить весь набор «далеких», вы устанете слушать. Почти все покойники, кто у публики на слуху. Имена.

— Что вы предлагаете, провести реформу нравственности? — остроумно спросил Андрей.

— Нет, — не замечая шутки — или делая вид? — сказал незнакомец. — Просто не запрещать другому того, что втихомолку разрешаешь себе. Уловили?

— Это не сложно. Понять, я имею в виду. — Андрею стало неловко, и он захотел найти слова, чтобы оправдаться. И нашел: — Я ведь следую устоявшейся дрянной традиции…

— Думать одно, а говорить другое, — подхватил незнакомец. — Оправдываетесь, дорогой мой. Это удобно, не правда ли? Чуть что, свалить на обстоятельства. Как вы когда-то — на отца.

Андрею стало совсем не по себе. Незнакомец наступал решительно и тяжело. Андрею хотелось разговора легко — невесомого и необязательного. А тут получилось неизвестно что: одни сплошные нравоучения. А все он. Нашел в словах незнакомца цинизм. Сколько раз себе говорил, не давай оценку, не давай. Хотя бы не озвучивай ее. «Обычно так не говорят…» Много ты знаешь, как говорят. «У многих — близкие…» Неумно получилось. Хотел в чужих глазах как-то приподнято выглядеть, а получилось наоборот.