Альтернативная личность

— Маньяка этого, который только на Глуховых Марин Петровн охотился, — разъяснила Соня. — Только сложности у него какие-то пошли.

— У маньяка? — пошутил Жорик и щелкнул пальцем по фотографии Фрейда.

— У Сергея Арнольдовича — для тех, кто в тумбочке. Вроде как, умер он.

— Сергей Арнольдович? — не понял Жорик.

— Да ну тебя! Ему как человеку рассказывают, — обиделась Соня. — Нашел он его. По своим каналам пробил — его в какой-то институт отослали. Там же, где он был, в Свежем.

— В Снежине, — поправил Жорик.

— Вот видишь, я тебе говорила… кажется. Нашел он этот институт, отделение института психиатрии.

— Психиатрии? — оживился Жорик, — это ж по моей части!

— Ага, по твоей, возразила Соня, — там глубоко больные на голову люди лежат, им простым психоанализом не поможешь. Разве что рядом с ними лечь… Слушай дальше. Умер он, сказали Сергею Арнольдовичу, пять лет назад. Больше ничего. Но он не унялся, стал ковыряться по другим местам. Оказалось, что умер вообще одиннадцать лет назад. И все тот же, один человек: Воронин Андрей Борисович. И там, и там сведения достоверные. В первом случае, его с ранением доставили в госпиталь, оттуда в этот институт. Во втором — из больницы. Ни там, ни там в ясное сознание не приходил — говорил плохо, звал кого-то — умер через несколько дней. Сергей Арнольдович сказал, что почти до истины добрался. Еще чуть-чуть… Но главное здесь в другом.

— В другом?

— Вот именно! Воронин это и есть Берггольц! Я это поняла. Не было никакого маньяка. Точнее, это не Воронин. Он пять лет назад умер. Или даже одиннадцать. Штука вся в том, что нет никакого Сергея Арнольдовича! Следователь Берггольц погиб, я узнавала. И на кладбище увидела. Только без фотографии, но это он, он. А вот кто этот с палочкой, который выдает себя за того следователя — я не знаю. И грамоты от управления на стенку повесил, чтоб верили. Главное, что в дни всех убийств, САБ куда-то уезжал. И в трех случаях из пяти — два в Москве — он находился в том же городе, где совершалось убийство.

— Хочешь тест? — предложил Жорик. — На вменяемость.

— Дурак! — обиделась Соня. — Нет бы, помочь.

Соня обиделась и отвернулась к окну, за которым длиннющий мост вдалеке остался. Тут, можно сказать, странности в ее жизни происходят, а он с шуточками суется. Она, можно сказать, открытие за открытием делает. Не каждый день с покойниками в одном кабинете один на один общаешься. Или с аферистами? Или… с маньяками?! Дрожь по коже так и заскребла. А если он… Если САБ обо всем догадается? — что Соня всю его подноготную раскусила. Нет, в офис она не вернется — точно, прикончит. Решено! Ну, один разик — за вещами? Ладно, один разик. И то, с Жориком, не иначе. И чтоб рядом стоял.

Вот ведь какой! — грамоты развесил. Для отвода глаз, конечно. А кругом одни мертвецы. По улицам как ходить? Пять МПГ, один — или два? — Ворониных, у бабы Мани — сын, еще Берггольц. Истинный, не этот. По улицам пойдешь и будешь в лица заглядывать: кто чужой жизнью живет, за другого себя выдает. Хотела помочь, находчивой себя почувствовать, на кладбище поперлась. А оно как вышло.

Сейчас бы Русланова ей помогла, Агаша Горшенина — по-настоящему. Фамилия какая, горькая. Оттого песни такие проникновенные. «Молодушка молодая». Пластинка в офисе. Нужно забрать. Жорик привез, соврал, что от бабы Мани. Лукавый. Ну, сказал бы, что купил, чего придумывать? Или старушка путает? Скорее всего. Странная она, вроде не очень старая, а уже с возрастными закидонами. А он? Нашел себе подругу. Ходит, столы с ней вертит. Путаница какая-то. И в голове и в жизни. Нет, сегодня каток отменяется. Нужно домой — с мыслями собраться. Книжку хорошую почитать, легче станет. Но что-то они вроде не туда едут. Мост позади остался, какой-то. Пустынность пошла. Это они за кольцевую выехали? Сейчас спроси его — он ведь шутки выдавать начнет. Скажет, что Соня ни в чем не разбирается, что дорогу на каток толком не знает. Нет, домой нужно, точно.

— Я передумала, — сказала Соня.

— Что передумала? — не понял Жорик.

— На каток не поеду. Порисую лучше.

* * *

Прочистил нос и задышал, задышал. И сразу запахи почувствовал: пахнет резиновыми пробками от пенициллиновых бутылочек. Экзотический запах. Как будто уголь плесневелый броненосцу в топку подкинули.

Сегодня тетя разрешила встать с постели — температура спала, сказала. А Матвей и сам почувствовал: «хромота» в локтях прошла, и в ребрах тоже прошла, и в затылке. Разрешила и в кухню пошла — на рейд — стронулась машина на плесневелом угле, завращалась. Из кухни слышно, как склянки матрос отбивает: блям-блям стеклянно, блям-блям. И гудок оттуда: «Надень носки!» А Матвей не только в носках, он еще и шарфом повязался. Передовик. Из-под кровати солдатиков вынул, расставил возле елки — разговаривает. Старший — он. По званию. Прочим щедро звания раздает, только чтоб не выше его рангом — командовать кто будет? Надоели, полез в стенной шкаф.