Альтруисты

Те ее не услышали, слишком были увлечены зрелищем. Она наблюдала, как они кричат и ликуют, взбудораженные донельзя, и вдруг до нее дошло: скоро они вырастут и она будет им не нужна. Мэгги промокнула глаза футболкой.

Бруно пихнул ее в бок:

– Все норм?

– Ага. – Она поморщилась. – Все супер!

Мэгги медленно откинулась на спинку сиденья и стала не без удовольствия смотреть, как бойцы лупят друг друга.

В сентябре отмечал бар-мицву Эзра Голдин. Семья пригласила на праздник триста гостей. Артура среди них не было.

Мэгги не могла обойтись без спутника, а Итан в таких вопросах доверия не заслуживал. Хоть брат и клялся, что приедет, в последний момент он запросто мог остаться дома, бросив ее на произвол судьбы – бродить в гордом одиночестве по минному полю дома Голдинов, возмущаясь неприкрытому обжорству и непрошеным карьерным советам. В конце концов она решила взять с собой Майки. Не в качестве парня – она ясно дала это понять, – а в качестве друга. Она осознала, что все эти годы была к нему несправедлива. Его политические взгляды далеки от идеала, кто бы спорил, но над ними ведь можно поработать. Главное, что он хорошо к ней относится. Он за нее горой, а это дорогого стоит.

Бекс встретила Мэгги у входа в святилище – «Чмок, чмок, ты восхитительна!» – а Леви подверг Майки энергичному рукопожатию. Голдины явно решили блеснуть: патриархи обменивались поцелуями, как мафиози, на женских плечах красовались норковые манто. Мэгги села с Кляйнами, которые нервно ерзали в своих талесах и без конца заглядывали в телефоны – проверить, как играют «Джетс». Прочие прихожане, не имевшие отношения к вышеупомянутым семьям, усаживались куда придется и молились в собственном темпе.

Предполагалось, что Эзра разделит праздник со своим одноклассником, но Леви недавно подарил синагоге новую Тору, и раввин на неделю перенес церемонию второго мальчика. Эзра теперь торопливо читал текст со свитка, давая петуха на древних кантилляциях. Мэгги не понимала эти напевы, но они, теплые и хорошо знакомые, окутывали ее подобно одеялу и убаюкивали. Когда она очнулась, сестринство синагоги уже вручало Эзре серебряный бокал для кидуша, а на коленях у нее лежали три леденца «Санкист фрут джемс» в индивидуальной упаковке. Хруст целлофана огласил зал, и сотни леденцов взлетели в воздух. Мэгги бросила свой с излишним рвением; через долю секунды Эзра завопил: «Блин! Мой глаз, блин!» Майки с укором взглянул на Мэгги.

– Не смотри на меня так! – прошептала она. – В расстрельной команде виноваты все.

Когда служба подошла к концу, раввин начал вести молитву. Он благословил Эзру, после чего призвал всех присутствующих благословить Вооруженные силы США и Армию обороны Израиля. Мэгги возмущенно поджала губы и не проронила ни слова.

Затем все встали и прочли кадиш, гимн смерти. Тех, кто нес траур по недавно усопшим, после кадиша попросили не садиться, чтобы остальные увидели скорбящих в своих рядах. Мэгги не села. Она приподнялась на цыпочки и поискала взглядом брата, но его не было в зале.

Вечером, перед праздничным ужином в гостинице «Тинэк Мариотт», Мэгги подошла к Майки. На ней было голубое приталенное платье с пышной юбкой и кашемировая шаль, которую он подарил ей еще в университете.

За последние месяцы она набрала несколько фунтов и радовалась этой новой плотности своего тела. Приятно было вновь крепко стоять на ногах. Она оплакивала мать бесконечно долго, голодала в знак протеста, смысл которого теперь от нее ускользал, и в итоге сильно подорвала здоровье. Пришла пора всерьез взяться за свою жизнь.

Совершенно независимо от нее Майки начал какие-то нелепые домашние тренировки, популяризованные ультраконсервативным спикером палаты представителей конгресса. Он выглядел подтянутым и элегантным: однотонный темно-серый костюм (купленный после того, как Мэгги запретила ему даже думать о тонкой полоске), светло-голубая рубашка, красный галстук и запонки.

– Ну, идем, – сказала она и поспешила к банкетному залу.

Для своих детей Бекс не жалела ничего. После церемонной утренней службы в синагоге гостям предлагалось окунуться в атмосферу тель-авивского ночного клуба. Вестибюль тонул в неоновом сиянии красных и голубых светодиодных лент. Посередине возвышалась колоссальных размеров барная стойка, на которой сверкала хрустальная пирамида из перевернутых бокалов для мартини.

– В этой сцене, – сказала Мэгги, – в ворота должна вломиться разъяренная беднота, и мы все получим по заслугам.

Две девицы на ходулях в переливающихся блестками костюмах проводили их ко входу в банкетный зал. Мэгги сразу заметила за столиком у бара (на котором стоял вытесанный изо льда бюст Эзры) знакомый силуэт: торчащие вверх напряженные и сутулые плечи, опущенная голова.

– Итан! – крикнула она и пояснила для Майки: – Это мой брат. Пойду поздороваюсь. А ты пока стой здесь.

Она подбежала к Итану и обняла его. Нос брата приобрел прежнюю форму, лишь во внутренних уголках его глаз до сих пор лежали едва заметные темные тени.

– Отлично выглядишь, – сказала она.

– Спасибо. – Он залпом прикончил свой напиток.

– Что это?