Увольнение из Дэнфорта означало, что последняя надежда Артура умерла. Он покорился судьбе. Выставил на продажу дом. Через три недели его купили. К его вящему удивлению, покупатели – красивая молодая пара с тройняшками – не имели никакого отношения к университету.
– А кто они такие? – спросил Артур риелтора.
– Работают в частном секторе, – ответил тот. Пфф. Как будто это что-то объясняет.
Итан и Мэгги снова приехали из Бостона, чтобы помочь отцу с переездом и помянуть Франсин: годовщина ее смерти совпала с продажей дома. Мэгги сказала, что они приехали для «моральной поддержки» – Артур терпеть не мог это выражение. Он нуждался не в моральной, а в реальной – физической – помощи. В такие смутные времена крепкие руки ценятся на вес золота. Те коллеги, которые раньше охотно перекидывались с ним словечком, исчезли с радаров, как только до них дошли слухи о его обличительной речи в кабинете Гупты. Он не получил ни единого сообщения, ни одного приглашения обсудить случившееся за кружечкой пива. Вот еще один побочный эффект переезда: сразу видно, кто тебе настоящий друг, а кто нет.
Он попросил детей помочь ему делом – и они помогли. От их холодного профессионализма Артуру делалось не по себе. Итан и Мэгги беседовали с ним исключительно по логистическим вопросам. Простили они его или нет, все-таки они вернулись – и, наверное, за это он должен их благодарить.
Как-то раз у него закончился малярный скотч. Он пошел на звук приглушенных голосов и оказался в спальне Мэгги. Там никого не было, но с потолка спускалась лесенка с красными ступенями. Дети сидели на чердаке и оживленно что-то обсуждали.
– Я за него волнуюсь. – Голос Итана. – Как он будет жить?
– Это его проблемы.
– Мэгги…
– Понимаешь, в том-то и дело. Ты вечно ему все прощаешь. Как будто он неразумное дитя и сам не ведает, что творит. Но он – взрослый человек, Итан. Хуже того. Он – анахронизм.
– Да, согласен, он немного оторван от жизни. И что? Как ему с этим быть? Разве мы не обязаны о нем позаботиться? Убедиться, что он нормально перенесет удар?
– Лично я – нет.
– Обязана. Мы оба обязаны.
Мэгги фыркнула:
– Ну-ну.
– В какой-то момент ты просто решила, что он твой враг. Это стало твоей идеологией. Все, что не соответствует твоим представлениям о нем, ты просто отметаешь как несущественное. Но он же живой человек. Живой и непростой. А каково, по-твоему, мне? С самого детства он отдавал тебе все свое внимание!
– Что? Ты шутишь?
– Он спорит с тобой из уважения. Потому что видит в тебе достойного оппонента. А во мне… не знаю, кого он во мне видит, но уж точно не человека, которого можно воспринимать всерьез.
– Несмотря на это, ты продолжаешь его выгораживать!
– Я его не выгораживаю. Я прошу тебя подумать и вспомнить все, что он для нас сделал. Не только его пренебрежение и равнодушие, а вообще – все…
Артур стоял в дверях. Он знал, что должен тихо выйти из комнаты, но не мог. Сердце возмущенно заходилось от каждого подслушанного слова. Он все стоял, минуты шли, а он с обидой и негодованием – и с немалой долей самолюбия – слушал, как дети спорят о его вкладе в их жизнь.
На следующий день – в годовщину маминой смерти – Мэгги повела Итана в Климатрон. Они вместе прошли по садикам разных стран мира: все было в пышном цвету. Торжественно прошествовали мимо зарослей кизила под сенью дубов английского сада. Погладили «драконьи изгибы» декоративных стен в Нанкинском саду дружбы. Шли молча, дабы почтить тишиной память усопшей, но пронзительные крики детей, солнечная зелень с вкраплениями желтого, голубого и красного – все это настойчиво свидетельствовало, что здесь – место живых.
Сент-Луис в мае – это невыносимая жара, просто адское пекло. Даже в садах, где сезонную лихорадку природы немного смягчает сень деревьев, вязкий зной просачивается сквозь одежду к коже рук, ног и туловища, оставляя за собой влажные следы. Руки Итана блестели от пота, когда они проходили мимо пруда, возле которого Чарли когда-то потер его мочку. Впереди замаячил геокупол Климатрона.
Когда за ними мягко закрылись автоматические двери, Итан и Мэгги попали в другой мир. Зелень каскадами струилась с плотных зарослей по бокам от дорожки. То здесь, то там через равные промежутки времени включались автоматические генераторы тумана. Мэгги провела Итана сквозь хижину с соломенной крышей, затем мимо плиссированных листьев сейшельской пальмы и зарослей пассифлоры, перешагнула через опорные корни громадного дерева. Наконец свернула с дорожки и показала брату ручей, куда два года назад вытряхнула прах матери.
– Что, прямо в воду? – с ноткой беспокойства в голосе уточнил Итан.
Мэгги кивнула:
– Мне хотелось, чтобы она тут… циркулировала.
Итан проследил за ее взглядом до самого края купола, поднял глаза к треугольным панелям и каркасу из алюминиевых труб:
– Понятно.
Они постояли на коленях у ручья, затем нашли скамейку в ярко-зеленой роще, среди папоротников, кустов и странных скульптур Чихули. Звуки дикой природы из динамиков сливались в один протяжный крик, а брат и сестра просто сидели под ненадолго приютившим их огромным стеклянным куполом.