Читаем Альтруисты полностью

Итан покрутил в руках стакан:

– Содовая. Пытаюсь избавляться от вредных привычек.

Мэгги кивнула. Сверкающие девицы на ходулях прошествовали в зал и стали фотографироваться с гостями.

– Слушай, а утром тебя почему не было?

– Вообще-то, я почти передумал приходить… Понятия не имею, как разговаривать с этими людьми. Мне тридцать один. Я безработный и нищий.

– У половины присутствующих есть долги, – сказала Мэгги, – и покрупнее твоих. Они же как-то научились с этим жить.

– Не с этим, а вопреки.

– Жить, положив на это большой и толстый.

– Возможно, ты права.

Мэгги кивнула:

– Спасибо, кстати, что не просишь помочь тебе деньгами.

Итан засмеялся:

– Я бы не посмел.

Мимо, проливая ярко-красные безалкогольные коктейли, пронесся табун подростков: они преследовали мальчишку, который стащил у какой-то девицы туфли на каблуках.

– Я решила получить еще одно образование, – сказала Мэгги.

– Да ладно. Какое?

– Хочу быть учителем. Средней школы, наверное. В некоторых штатах для этого достаточно иметь степень бакалавра.

– Ты уедешь из Нью-Йорка?

– Да. Надоел он мне. Слишком все дорого.

Итан склонил голову набок.

– Чтобы жить на Манхэттене, нужно быть олигархом, – продолжала она. – И потом, я не хочу смотреть, как Бруклин застраивают небоскребами.

– Куда поедешь?

– В Вермонт. Такой пока план.

Итан кивнул:

– Я тоже думал поучиться.

– Серьезно?

– Ага… Точнее, уже все придумал. И поступил.

– Ого! Итан! Куда? На какую специальность?

– В Институте Пратта есть магистратура по дизайну интерьеров. Получу степень магистра изобразительных искусств.

– Ну да, ведь такие специалисты очень востребованы на рынке труда.

– Смешно. Папа сказал ровно то же самое.

Мэгги закатила глаза:

– Подумаешь.

– Квартиру придется продать, – сказал Итан.

– А где будешь жить?

– Устроюсь в общагу советником-консьержем. Буду присматривать за студентами, а за это мне предоставят комнату.

– Ты же понимаешь, что тебе придется не только за ними «присматривать»?

– Понимаю.

– Придется решать все их мелкие проблемы и…

– Я это понимаю, Мэгги. Понимаю.

Дымчатый свет приобрел насыщенный сиреневый оттенок. Мимо прошел человек в смокинге: он нес в руках деревянный брусок, к которому были примотаны три металлических колокольчика. Он ласково стучал по ним молотком и говорил:

– Дамы и господа! Приглашаю вас пройти со мной в главный зал.

– А этот разве не главный? – удивился Итан.

– Займи мне место, – сказала Мэгги. – Два.

Она отправилась на поиски Майки и нашла его в обществе тарелки, полной японской еды.

– Представляешь, встретил в туалете ребят с работы, – сказал он с набитым ртом. – Они там элитный кокаин нюхали, судя по всему. Как тесен мир, а?

– Слишком тесен. Ну, идем искать наш столик.

На потолок банкетного зала проецировалось начертанное курсивом имя Эзры. На ламинате танцпола тряслись аниматоры в диско-жилетах. С одной стороны танцпол ограничивало стадо белых кожаных диванчиков, а на противоположном конце зала два бармена в разноцветных бликах стробоскопа ловко разливали напитки. Над ними, на высокой платформе, разместились диджей, скрипачка и саксофонист. Гремела ритмичная электронная музыка. Над басами шипели и искрились голоса гостей.

Мэгги пробралась сквозь толпу и нашла своего брата за длинным столиком. Представила его Майки.

– Наконец-то познакомились, – сказал Итан.

– Ага. Мэгги столько о тебе рассказывала!

Музыка стала громче: зазвучал гимн Израиля с наложенным поверх битом и синтезатором. Ведущий включил микрофон на своей гарнитуре и принялся гавкать на гостей:

– Габы и господа, гальчики и гевочки, – кричал он. – Прошу всех на танцпол! Да-да, пора танцевать хору!

Танцующие быстро построились в круг. Леви подошел к племяннице и племяннику, выдернул из-под них стулья и вытолкал их на танцпол. В ту же секунду их затянуло в хоровод, завертевшийся подобно маховому колесу вокруг виновника торжества. С потолка посыпались долларовые банкноты: они парили в воздухе, точно конфетти, медленно оседая на пол. Мэгги присмотрелась к бумажкам и увидела, что на них изображен портрет Эзры. Вскоре она потеряла из виду и брата, и Майки. В хороводе кружились уже все собравшиеся: старики, дети, дальние родственники и партнеры по бизнесу. За несколько мгновений до того, как Эзру усадили на стул и понесли над головами обожаемых родных и близких, Мэгги – положив руки на плечи двух воротил из мира коммерческой недвижимости – вдруг почувствовала, как отрывается от земли.


Праздник заставил Мэгги задуматься. О деньгах. Она бы никогда не стала вести такой образ жизни, какой вела дядина семья. Но и мысль, что мамино наследство лежит мертвым грузом в холодном банковском хранилище, не принося никому пользы, тоже ее не радовала. Впрочем, оно там не просто лежит, верно? Деньги крутятся, множатся и успешно инвестируются ребятами вроде тех любителей кокса с работы Майка, на бешеной скорости проносясь по условным коридорам международной коммерции.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее