Читаем Альтруисты полностью

После продажи дома Артур закрыл кредит, а на оставшиеся деньги снял номер в гостинице «Чейз-парк плаза» и наконец смог позволить себе самую большую роскошь – время. Избавившись от дома, он испытал неожиданное облегчение, декомпрессию тревожности, как после смерти человека, много лет боровшегося с болезнью. Вдвойне приятнее становилось от осознания, что больше не надо читать лекции, ходить на собрания: отныне он свободен от всех прелестей университетской жизни.

Его номер в «Плазе» был меблирован, мини-бар забит под завязку, и каждое утро он завтракал в «Чейз-клабе». Вестибюль отеля заменил ему гостиную, бассейн – ванную. Он стригся и брился в гостиничной парикмахерской, где женщина в укороченном топе с неприлично притягательным пупком укладывала горячее полотенце ему на лицо, а в руку вставляла стакан с холодным виски. Он провел в гостинице четыре чудесные недели. А потом пришел ежемесячный счет – и стресс вернулся. Люди его возраста были своего рода пионерами – первым поколением мужчин, стабильно доживавших до восьмидесяти и девяноста лет. На что он будет жить все эти годы?

Район сильно изменился с тех пор, как Артур переехал в Сент-Луис. Новый Сентрал-Уэст-Энд с его водка-барами, круглосуточными службами доставки печенья, арт-галереями и магазинами повседневной одежды спортивного стиля был целиком ориентирован на возмутительно молодую и незаслуженно богатую аудиторию. Артур наблюдал за ними из окна, словно горбун с колокольни. Студенты университетов и востребованные молодые специалисты. Все они без конца что-то покупали. Что-то ели. Ну не могут же они целыми днями только этим и заниматься, думал Артур. Должно быть в жизни человека что-то еще! Его трясло от презрения. А порой, проявляя недюжинную благосклонность, он прощал людям их консюмеризм и винил во всем систему, поощряющую подобное поведение. В такие дни он гадал, каково приходится молодым и преуспевающим в Америке.


Вернувшись в Риджвуд, Мэгги продолжила работать с мальчиками Накахара, но летом те чувствовали себя неприкаянными. Она занимала их, как могла. Они ели пиццу в переоборудованном гараже в Бушвике и гуляли по кладбищу Маунт-Хоуп в Глендейле. Дважды пытались поехать на Кони-Айленд, но оба раза поездка срывалась по независящим от них причинам. Сперва электричку остановили из-за того, что какому-то пассажиру стало плохо. На следующей неделе на путях что-то загорелось.

Когда в Нью-Йорке наконец легализовали смешанные единоборства, Бруно упросил Мэгги сводить его на бои.

– Ну пожалуйста, Мэгги, пожалуйста-пожалуйста! Что, блин, за лето! Мы скоро подохнем от скуки!

– Не выражайся. Деньги в банку. Сейчас же.

– Вообще, он прав, – добавил Алекс. – Мне тоже не хватает какого-то стимула в жизни.

В августе она сдалась и перепрофилировала банку в культпоходный фонд. Получив разрешение Оксаны (и загадочный кивок от ее мужа-японца), Мэгги повела мальчиков в «Барклайс-центр». В тот вечер им без конца попадались строительные и дорожные работы: казалось, весь Бруклин решили перестроить. Огромные пласты асфальта разбивали отбойным молотком в щебень. Тракторы без водителей отбрасывали зловещие тени на огороженные лентой участки. Над многоквартирными домами средней величины, впиваясь когтями в темно-синее небо, возвышались подъемные краны. Выйдя из метро, мальчики разинули рты и медленно, завороженно двинулись в сторону спортивной арены с зависшим над ней огромным сияющим пончиком.

Места у них были на галерке, головокружительно высоко и далеко от самой арены. Мэгги окинула взглядом толпу. Она почти целиком состояла из… мужчин, от одного взгляда на которых в голову приходил вопрос: чем отличается скинхед от обычного лысого дядьки с наколками? Узнавать не очень-то и хотелось. Слишком много тестостерона в одном помещении. Это скопище самцов, казалось, и так было на грани.

Впрочем, Бруно и Алекс прекрасно проводили время, и окружение их ничуть не смущало. С такого расстояния они не могли ничего увидеть внизу и поэтому уставились на гигантский дисплей, когда по ярко освещенному проходу зашагал первый боец, широкоплечий белый мужик. Под бурные овации зрителей он стянул с себя футболку и шагнул на огороженную сеткой арену. Удары бас-барабана огласили трибуны, после чего пропитанный антигистаминным и «спрайтом» голос принялся читать рэп. В этой композиции Мэгги наконец признала саундтрек с той вечеринки по случаю дня рождения Эммы. У второго бойца была темная кожа и борода. Он двинулся на арену с противоположного выхода, и всю дорогу публика нещадно его освистывала. Он высунул язык, ухмыльнулся зрителям и принялся размахивать красным флагом в такт замиксованным берберским барабанам.

Ведущий с мелированной прической долго представлял бойцов: откуда они родом, сколько весят, сколько боев выиграли и проиграли.

– Хороший урок о том, как живут «другие», – прошептала Мэгги мальчикам. – Точнее, плохой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее