Алуим

В дверном проёме замечаю прозрачный, переливающийся сгусток энергии. Бросаю беглый взгляд на Татьяну, которая продолжает светить на меня.

— Что там? — спрашивает она.

— Ничего.

Беру с пола лом, встаю на лежащий комод. Старуха медленно плывёт в нашу сторону.

— Влад, что там? — требовательно спрашивает Татьяна.

— Ничего.

Гул в ушах превращается в свист вперемешку с шёпотом.

— Дай мне что-нибудь! — обращаюсь к старухе.

Очередной вопрос застыл на губах Татьяны. Всё понимая, она боится что-либо произнести.

Сгусток энергии всё ближе.

— Дай мне что-нибудь! — в который раз прошу я и снова швыряю лом в стену. Стены затряслись, но вряд ли я напрямую причастен к этому. Через секунду глина с них начинает сыпаться. Вместе с песком и мелкими кусками из стены выпадает небольшой прозрачный пакет с бумажным свёртком внутри. Дикий свист, слышный только мне одному, закладывает уши. Над головой раздаётся треск.

— Крыша просела! — кричит Татьяна.

Отскакиваю в сторону и делаю это вовремя. Туда, где я находился мгновением ранее, рухнула деревянная балка. Сейчас действительно дрожит весь дом.

— Простите, нас. Простите, пожалуйста, — просит она старуху, надеясь, что та её услышит.

— Беги на улицу! — говорю я. Сгусток энергии плывёт ко мне по другую сторону кровати, за которой стоит Татьяна.

— А ты?

— Я за тобой.

Татьяна подхватывает с пола пакеты, но, отбежав к дверному проёму (как учат действовать во время землетрясения на уроках ОБЖ), остаётся ждать. На кровать, где мы недавно сидели, сыплются доски и камышовая труха. Рядом со мной падает кирпич с обрывком клеёнки, прикрывающей связки камышей. Времени в обрез. Хватаю с пола лом, поднимаю глаза: потолок у окна уже начал проваливаться, в центре он тоже ни к чёрту, вот-вот рухнет. Вдобавок, перевёрнутая набок кровать довольно широкая. Остаётся один путь — по прямой, но его преграждает плывущий на меня переливающийся сгусток…

В глазах замелькали звёзды — что-то твёрдое упало прямо на голову. Чуть пошатнувшись, стряхиваю с волос мусор, в три шага оказываюсь у стены, подбираю пакет со свёртком и, задержав дыхание, несусь навстречу призраку.

Холод. Знакомый, пронзающий до костей холод. Сердце облили жидким азотом. Время замедлилось, превратилось в вязкую массу. В те мгновения, что я пролетал сквозь мелькающий силуэт, перед глазами возникло лицо старухи. Не мёртвое — оно выглядело гораздо живее, чем прежде — но сердитое. По его выражению я понял: старуха сердится не из-за вторжения в дом, а потому, что я стремлюсь туда, куда, по её мнению, мне лезть не стоит. В голове раздался тихий хриплый голос. Еле уловимый. Я никогда и никому не скажу, о чём она прошептала. Я заставлю себя поверить, что мне показалось.

Слышу, как за спиной с грохотом врезаются в пол деревянные балки. Мы едва успеваем выскочить на улицу. В коридоре промежуток между стенами гораздо меньше, крыша там обрушилась в последнюю очередь. Отскочив к забору, я оборачиваюсь. За нами вдогонку летит плотное облако пыли. Татьяна прикрывает рот ладонью.

— Цела?

— Цела.

— Спасибо! — громко говорю я. Надеюсь, Ядвига меня услышит.

Беру у Татьяны пакеты. Быстро проходим двор, перескакиваем через мокрый забор и бежим прочь.

Эксперимент был назначен на вечер следующего дня. Когда мать Татьяны ушла на работу в третью смену, мы обосновались в их летней кухне с кучей неизвестных «реагентов». Слово «куча» можно воспринимать буквально, так как, перепрыгивая через забор старухи, я не совсем удачно приземлился и грохнул пакет со стеклянными банками о землю. Всё содержимое перемешалось с кусками стекла и между собой. Этот факт не сильно меня расстроил, ведь в четырёх стеклянных банках хранились травы с резким неприятным запахом. Я не особо горел желанием их пробовать, помня, что выпитая два месяца назад трава резкого запаха не имела. Мы решили пострадавший пакет без сожаления выбросить. У нас остались семь жестяных банок и бумажный свёрток. В нём оказалась сальвия, грамм пять или шесть. Чёрный порошок, концентрат, получаемый из растения — одного из разновидностей шалфея. Употреблять его снова я побоялся, а предлагать покурить Татьяне вообще бессмысленно. Но сальвию я бы ей и не дал: девушка в таком состоянии — мерзкое зрелище.

Семь банок, семь неизвестных сушёных трав. Одни перебиты мелко, другие крупнее. Одни сохранили зелёный цвет, другие стали полностью коричневые. Никаких названий и идентификационных признаков.

— С какой начнём? — спросил я.

— Не знаю.

— Какие считалочки помнишь?

— Только про ножи, — ответила Татьяна.

— Хорошо. Я буду считать, ты выберешь цвет.

— Ладно, — согласно улыбнулась она.

— Со второго этажа полетели три ножа: красный, синий, голубой — выбирай себе любой.

— Синий.

— Со второго этажа полетели три ножа: красный, синий…