Алые маки на серых скалах

Армянский народ после геноцида 1915 года действительно находился на краю физического уничтожения как нация. Но пути борьбы за свой народ лежали через политическую борьбу всего интернационального пролетариата за свои права.

Теперь Ася и Амалия стали и вовсе неразлучными. Кроме просветительской и кружковой работы, они участвовали в платных вечерах самодеятельности в клубе, а собранные средства отдавали в Союз нефтяников для поддержки рабочих стачек и демонстраций. Каждый кружковец вносил свою лепту в общее дело.

Однажды в доме Кнунянц девушки неожиданно увидели свою учительницу русского языка Надежду Николаевну Колесникову.

— Вы? Вы свободны? — задыхаясь от радости, воскликнула Ася и кинулась к ней как к родной.

Колесникова по очереди обняла сияющих девушек и, усадив их рядом с собой, продолжила свой рассказ, прерванный приходом подруг:

— Февральская революция застала меня в Кашире, куда я была выслана из Баку после заключения в Баиловской тюрьме. Кстати, тогда я сидела вместе со Степаном Шаумяном, с которым, правда, не виделась, но по тюремной азбуке перестукивалась… В Кашире рабочий класс очень небольшой, население в основном составляют торговцы, духовенство, ремесленники — словом, мелкие буржуа. И как только после свержения царя приехал из сибирской ссылки Зевин — мой муж, — мы выехали в Москву. Там все бурлило, и мы сразу же оказались у дел…

— Надо было тут же приехать в Баку! Вы же знали, как нужны здесь? — упрекнула ее Кнунянц.

— Так ведь и там я вот как была нужна. — Колесникова это «вот» показала жестом.

Такая обезоруживающая искренность растрогала Кнунянц.

— И что это я глупые вопросы задаю тебе? Ты приехала, чего же еще! Ведь знаю, с каким трудом тебя оттуда, из Московской организации, отпустили. И там партийных сил не хватает! Но у нас… — Кнунянц развела руками, — прорва дел, а людей — единицы.

— Да, в Баку обстановка сложнее… Потому-то Бакинский комитет и стал разыскивать всех подпольщиков-бакинцев! Алеша Джапаридзе все-таки нашел нас в Москве, и вот мы с Зевиным тут…

— Кстати, сегодня «Бакинские известия» сообщают, что возвратились из Сибири политические ссыльные Семен Султанов, Саак Давлатян. А из Харьковской тюрьмы вернулся Камо — Тер-Петросян, — протянув Колесниковой газету, сказала Кнунянц.

— О Камо я слышала, — живо откликнулась Надежда Николаевна. — Говорят, он отважный революционер, прославленный человек, соратник Ленина. Верно?

— Верно. Я его хорошо знаю, — подтвердила Кнунянц.

Для Аси и Амалии имя Камо ни о чем не говорило, но девушки сразу прониклись к нему уважением. Они даже отдаленно представить не могли, какую роль этот революционер будет играть в дальнейшем в их собственной судьбе.

Выходя из дома Кнунянц, Ася задумчиво сказала:

— Да, нам с тобой еще надо заслужить, чтобы вступить в партию большевиков, в которой состоят наши учителя…

5

Был чудесный июльский вечер. Ася, ожидая Амалию, прохаживалась по берегу моря тихим бредущим шагом и смотрела на серую пенистую гладь, далеко-далеко сливавшуюся с горизонтом. На ее пути мало встречалось прохожих, и ничто не мешало девушке грезить наяву: она находилась под властью новых, неведомых ей ранее чувств.

— Извини, Асек, за опоздание! Много навалилось домашних забот — еле вырвалась, — вывела ее из задумчивости подошедшая Амалия. — Пошли, пока солнце не село.

И подруги почти бегом направились по кривым улочкам к дому Айны Мусабековой, с которой недавно познакомил их Гамид Султанов.

В маленькой комнатушке, которую учительница снимала у небогатого азербайджанца, девушки застали еще двух молодых женщин.

— Добрый вечер, товарищи, — поздоровались по-русски подруги.

— Добро пожаловать, дорогие гости! — Айна поднялась и приветливо усадила Амалию с Асей на низкую тахту. — Мы вас ждали… Это мои товарки, тоже учительницы. Познакомьтесь: Шафига Эфендиева и Адиля Шахтахтинова.

Айна довольно хорошо владела русским языком. Оказалось, что она училась в школе-пансионате, а затем окончила с отличием среднюю школу в Баку. Ася потихоньку разглядывала Айну и никак не могла поверить, что она уже шесть лет преподает в начальной русско-татарской школе и что ей уже двадцать три года. Такой она выглядела юной и милой.

Амалия читала вслух выписанные ею в блокнотик слова Ленина о том, что без участия женщин невозможен общественный переворот, а без общественного переворота невозможно раскрепощение женщины.

— Выходит, заколдованный круг? — засмеялась Айна, и это еще больше украсило ее прелестное личико. — Вы сами видите, в каком рабстве находятся наши азербайджанки по сравнению с женщинами других наций.

— Нет, просто надо рискнуть и самим женщинам начинать действовать.

— Мы понимаем, но с чего именно начать, не знаем, — призналась Шафига.

— Я, например, сняла бы чадру. Вот вы ведь ходите без нее? Могут и другие! — решительно сказала Амалия.

Айна отрицательно покачала головой. В ее взгляде был упрек: тебе, мол, легко снимать чадру, если ты никогда не носила ее и не имеешь понятия о законах шариата, которым фанатически покорно подчиняются сами азербайджанки…