Алые маки на серых скалах

— Вот здорово, товарищи! — узнав истинное положение вещей, с благодарностью пожал им руки Васильев. — Вы не только спасли нас и вооружили, но и очистили город от самых отъявленных врагов!

В радостном волнении он готов был обняться с Володей и Дмитрием, но их белогвардейская форма невольно сдерживала порыв. Благовещенский, поняв состояние Васильева, сам крепко обнял его.

Всю ночь и весь следующий день штаб работал так же оперативно. Никто пока не подозревал, что в городе хозяйничают красные.

Днем «отцы города» принесли собранные пожертвования, которые камовцы тут же передали по акту местной подпольной организации в лице Васильева.

— Держитесь, товарищи! Красная Армия вот-вот покончит с Деникиным, — утешали на прощанье остающихся коммунистов камовцы. — Ну а пока, конечно, придется вам носа не показывать: в городе еще немало контры…

Неожиданный, без единого выстрела, захват красными Малоархангельска не оставлял ни у бойцов, ни у тех, кто присоединился, ни у тех, кто оставался в подполье, никаких иллюзий относительно быстрой расправы с деникинцами на этом участке фронта. Можно было ожидать появления белогвардейцев с минуты на минуту.

На одном из наиболее уязвимых участков подступа к городу, примерно в шести верстах, была поставлена застава с пулеметным расчетом Ани Новиковой.

Все внимание застава сосредоточила на большаке, откуда и можно было ждать появление неприятеля. На деревьях сидели наблюдатели с биноклями, которым пока открывались лишь неоглядные просторы пустынных осенних полей. День выдался на редкость ясный. Бойцы тихо переговаривались друг с другом, а то и безобидно подшучивали над кем-нибудь из неискушенных новичков.

— Глянь, у Ваньки усы уже подросли… На запорожца стал похож! — взял в оборот юного Ваню Шулепова Василий Прохоров, тот, что знал бесконечное множество частушек.

— Два волоска в три ряда, и оба густые. Разве это усы? Вот месяц-другой не побреюсь, тогда увидишь, — успешно отбился шуткой Шулепов.

— Ван Ваныч, правда, что усы и борода на лице — это признак наивысшей храбрости? — обратился Прохоров к сидевшей возле пулемета Ане и подмигнул в сторону Шулепова, который увлеченно пощипывал едва пробившийся пушок.

Он был строен и тонок, этот белокурый синеглазый паренек. Поймав на себе взгляд товарищей, он одарил их добродушной улыбкой.

Аня не ответила Прохорову, а спросила Шулепова:

— Ванюша, а кто окрестил тебя Букой? По-моему, это прозвище тебе не подходит.

Но разговор не закончился, так как с наблюдательного пункта передали, что вдали появились кавалеристы в белогвардейской форме и группа пехоты. Двигались они открыто, спокойно и, надо думать, вовсе не подозревали, что в их тыл затесались красные.

— Может, это наши? — предположила Новикова.

Но в этом надо было убедиться: ведь и в партизанском отряде сейчас было немало бойцов во вражеском обличье! Однако отряд находился уже на расстоянии окрика…

— Кто вы? — крикнула Аня.

— А вы кто?

Сомнений не оставалось — это деникинцы. Надо было действовать без промедления, чтобы спасти заставу и дать знать в штаб о появлении врагов. Решение пришло само собой.

— Приказываю всем бойцам, отстреливаясь, отступить к городу и доложить обстановку. Прикрывать ваш отход будет пулеметный расчет из трех человек: меня, Шулепова и Прохорова!

Когда внезапно заработал пулемет, белые пришли в полное замешательство.

— Нет, подлая контра, вам от нас не уйти! Ванюша, Ваня, давайте, давайте! — Аня стреляла как одержимая. Шулепов и Прохоров в четыре руки обеспечивали пулемет лентами.

Однако деникинцы быстро оправились и начали наступление с двух сторон, чтобы взять в клещи огневую точку.

Вскоре пуля задела голову Ани. Она охнула, но огонь не прекратила.

— А ну отстранись! — увидев кровь на ее каштановых волосах, сказал Прохоров и попытался сам лечь за пулемет. Но Аня оттолкнула его и крикнула:

— Пустяки, царапнуло только! Не отвлекайся.

— Гляди, истечешь кровью! — буркнул Ваня Шулепов. Но Аня даже не обернулась.

В другое время она обязательно обратила бы внимание на его тон и в нем нашла бы объяснение, почему парня прозвали Букой. Когда он бывал не в духе, не ворчал, как все, а бухтел, букал. Как рассказывал сам Ваня, даже мать родная передразнивала его: «Что ты бубнишь: бу-бу-бу-бу? Разговаривай по-человечески!»

Но Ваня никогда долго не дулся: он был добродушен и отходчив. Вот и сейчас он не сердился на Аню за упрямство, а жалел.

«Надо бы сделать ей перевязку», — подавая очередную ленту, подумал парень. Но через секунду, не успев даже сообразить, что с ним произошло, свалился на бок.

— Ваня, что с тобой? — Прохоров кинулся к Шулепову. Но Ваня уже не дышал, его бледное лицо было залито кровью.

— Убили! — в горестном изумлении промолвил Прохоров. — Эх, Ванюша…

У Ани заныло сердце от этого короткого слова — «убили». Но она продолжала еще яростнее строчить и требовать от Прохорова ленты, не замечая, что и тот уже ранен.

Вася держался до тех пор, пока прямо с лентой в руке не потерял сознание. Но и тут Аня не остановилась, понимая, что промедление смерти подобно. Стиснув зубы, она все еще строчила.