Хотя базар уже расходился, Ася успела многим погадать. Зато не осталась и обиженной: кто малосольного огурчика подсунул, кто кусочек хлеба. А одна женщина даже молочком напоила из кружки.
Но главное, Ася, болтая, сама вызывала на разговор женщин и скоро без всякого усилия выяснила, что в городе сейчас безвластие: все советские учреждения эвакуировались в Орел, а в город вот-вот должны войти деникинцы.
Опустились ранние сумерки, с базара как ветром сдуло людей.
Ася тоже заторопилась. Надо было срочно доставить сведения в штаб. Она шла назад по тем же улицам, в темноте и вовсе помертвевшим. Правда, в центре кое-где светились окна, особенно на вторых этажах, но вообще, несмотря на ранний час, дома тревожно смотрели черными глазницами. Ни проблеска жизни!
На Асю изредка, скорее по привычке, лениво тявкали собаки, будто понимали, что она ничем ни им, ни их хозяевам не угрожает. А между тем ей все же надо было войти хотя бы в один из домов, чтобы составить совсем уж полную картину разведки.
Неожиданно Асе пришел на помощь случай. Двери одного из деревянных домов, подъезд которого выходил на улицу, раскрылись, и в освещенном проеме показался мужчина. Он с минуту вглядывался в темноту улицы, а потом грозно крикнул:
— Нюркя-а-а! — В его произношении буква «а» прозвучала как «я». — Где ты? Косы надеру, домой! Свет гасить пора-а-а!
— Дяденька, милай, — подделываясь под его говор, взмолилась Ася. — Пустите чуточку погреться! Мне долгий путь идти…
— Кто это? — испуганно спросил мужчина.
— Цыганка я, отстала от табора, своих догоняю.
— Шагай, шагай своей дорогой. Ни хлеба, ни места у нас нет! Вон, постучалась бы к Авдеевым — первые богачи города. Нюркя-а-а, закрываюсь! — снова бросил он в темноту и тут же с сердцем захлопнул дверь.
Щелкнул замок, и Ася побрела дальше. Интересно было бы узнать об этих Авдеевых поподробнее.
Скоро девушка решительно постучалась на огонек одного из домов. Но никто не отозвался. Постучалась в другую дверь — то же самое. В одном доме ей из-за закрытой двери все же подали голос: «Свои дома, чужих не ждем!» Наконец упорство Аси победило: хотя город затаился и казался совершенно недоступным, однако и здесь жили не только злые, но и добрые люди.
Асю впустили в дом. Пожилая женщина повела ее не в комнату, темные окна которой выходили на улицу, а в кухоньку, где горела большая керосиновая лампа. Так вот почему с улицы дома казались безжизненными! Надо было подходить к окнам со двора.
Около натопленной печи, вокруг дубового стола, выскобленного добела, сидела вся семья. Старик с благообразной бородой, русоволосая девочка лет пятнадцати и похожий на нее мальчуган лет шести. Они во все глаза уставились на Асю. Еще бы! Не каждый день увидишь, как с неба сваливается в их дом цыганка. Да еще вечером!
Ася скороговоркой и очень правдоподобно объяснила свое появление в городе. Она попросила дать ей чуточку погреться и объяснить, как пройти к базарной площади. Она назвала именно это место, чтобы проверить, насколько искренне хозяева отнесутся к ней.
— В городе сейчас цыган нету. У нас вообще никого из пришлых нет, это я точно знаю! И на базарной площади, говорю тебе, никакого табора не видно. Все тихо, только именитые люди ждут белых, чтобы они пропали… — сказала хозяйка.
— Мне называли дом богача Авдеева, будто там кого-то из наших цыган видели, — сказала Ася.
— Может быть, — задумалась хозяйка. И тут же подробно растолковала, что дом Авдеевых — на центральной площади, двухэтажный. Объяснила, как пройти к базару. Разговаривая, женщина то и дело с жалостью смотрела на босые ноги Аси и наконец не выдержала.
— Ноги-то, ноги! Господи, ведь окоченели небось? — сердобольно запричитала она. — Настюш, надо что-нибудь подобрать из твоей старой обувки. У ней такие же маленькие ножки, как у тебя!
Девчушка сорвалась было с места, но Ася остановила ее за рукав:
— Тетенька, не надо! У меня во, тапочки есть. И чулки тоже. Я их просто от грязи сберегаю. — И Ася, растроганная заботой этой приветливой женщины с усталым лицом, тут же решила кое-как обтереть тряпочкой ноги и обуться.
— Что ты, что ты. Вот чугунок с теплой водичкой, обмой сначала ноги, потом обуйся! — И женщина выдвинула из русской печи большой чугун, зачерпнула оттуда ковшиком воды и протянула Асе, которая с благодарностью воспользовалась ее добротой.
Когда та вымыла ноги и обулась, хозяйка предложила ей горячей картошки, правда без хлеба, кипяточку без сахара вместо чая.
Ася не заставила себя упрашивать! Она жадно набросилась на картошку, с удовольствием выпила кипяток. Приятная истома тут же охватила ее: сейчас бы еще прилечь в этом тепле! Хоть на голую лавку у стола… Но — увы!
Однако, как Ася ни спешила, она все же предложила хозяйке погадать. И тут вдруг заговорил дед, все время молча наблюдавший за ней.
— Что-то ты, девка, не похожа на цыганку. Обликом, что и говорить, цыганка как цыганка. А вот повадки у тебя не ихние. Цыганка скорее душу вынет, но что-нибудь выпросит. Да и ешь ты больно деликатно, как мамзелька какая. Что, неправду говорю?