Копанев сел на скамейку у ограды, а возбужденный Садовский, увидя издали Ковалева, поспешил к нему «Жаль расставаться, хорошие ребята, — думал Копанев, глядя на Садовского, о чем-то оживленно рассказывающего Ковалеву. — Как порой меняются наши планы. Когда он оставлял завод, то успокаивал себя: ну что ж, пойду в офицерское, раз надо… Но все равно, при первой же возможности возвращусь к станку. А теперь… дорого воинское звание, с таким трудом приобретенное, и хочется поскорее получить назначение, испытать свои силы…»
Он снова поглядел на Садовского, самолюбиво подумал: «Кто знает, может быть, и не хуже „старослужащих“ справлюсь… А если обстановка позволит когда-нибудь возвратиться к токарному делу, возвращусь, но уже офицером запаса!»
На небольшом заасфальтированном дворе незнакомый лейтенант, то и дело подпрыгивая и семеня, чтобы идти в ногу со взводом, командовал:
— Левое плечо вперед… шагом марш!
«Чудак, нельзя же в движении подавать такую команду», — удивился Копанев.
Утром Снопков принес радостную весть:
— Майор Федорчук приехал!
— Да ну?
— Собственными глазами видел!
— Пошли, посмотрим…
Они, словно бы случайно, стали собираться около дверей строевого отдела. Каждому хотелось убедиться в том, что Федорчук действительно приехал. Наконец, майор, понимая состояние курсантов, вышел и объявил:
— Завтра выпуск.
И вот застыли ряды выпускников. Они в кителях, синих брюках, но на плечах еще курсантские погоны.
Пронесли перед строем боевое знамя училища. Как-то по-новому поздоровался генерал, чувствовалось, что он тоже радостно взволнован и даже не старается скрыть это.
Громко и медленно генерал начал читать приказ министра: «Присвоить воинское звание „лейтенант“…»
Владимир ждал со все нарастающим нетерпением, ему казалось, что генерал не назовет его фамилии, что ее забыли упомянуть в приказе. «Ковалеву Владимиру», — услышал он наконец и только теперь поверил, что стал офицером. Начальник училища протянул ему золотые погоны.
Выпускникам разрешили переодеться. В спальне начались рукопожатия и поздравления. Качали Копанева, Садовского. Снопкова. Павлик притворно противился: «Недостоин», но его подбросили, и уже в воздухе он, лихо прокричав: «Э-ха-ха!», — приподнял над головой фуражку.
Геннадий подошел к Булатову. На Булатове офицерские погоны, он весел, и его острые глаза глядят даже добро.
— Товарищ бывший старшина! — говорит Пашков. — Прости меня, дуралея, за стычки, что бывали у нас. — И просто добавляет: — Разреши, Ваня, пожелать тебе счастливого продолжения службы!
— И тебе… Не поминай, лихом, если что не так… Жаль, что мы едем в разные части.
Садовский в это время спрашивал у Володи:
— Ты ж смотри… Будешь мне писать? Будешь?
Увидав майора Демина, Олег бросился к нему, но остановился навытяжку, не решаясь протянуть руку:
— Спасибо, товарищ майор… за все!
Сменив кители на мундиры и прикрепив к ним золотые погоны, выпускники возвращаются на плац. Казалось бы, что произошло? Но перед генералом теперь выстроился батальон офицеров — юных, здоровых, крепких, готовых, если понадобится, своротить горы.
Владимир стоял между Гербовым и Снопковым, и ощущение, что они рядом, делало все происходящее еще значительнее.
На мгновение ему представился завтрашний день: самостоятельность, отпуск, приезд офицером в Суворовское, домой к маме… И потом служба… Хотелось сделать что-то важное, огромное, чтобы сразу показать всю силу своей преданности и любви к Родине. Былые честолюбивые мечтания, которыми когда-то делился он с Семеном, сейчас казались детскими, смешными. «Разве дело в том, чтобы стать обязательно генералом или маршалом? Важно верой и правдой служить народу — и тогда придет к тебе уважение окружающих. Да какого бы звания, каких бы успехов ты ни достиг, разве вправе кичиться этим? Ты служишь народу, и ему обязан всем».
— Товарищи офицеры! — произнес начальник училища, и при этом обращении в глазах юношей разгорелась такая радость, что генерал подумал: «Право, стоило отдавать им все лучшее, что есть в нас. Право, стоило!»
Молодые офицеры вышли из ворот училища.
Непривычным еще было, что солдаты, сержанты то и дело отдавали им честь, что не надо было думать об увольнительной, о возвращении в училище к какому-то определенному часу. Сколько великолепных преимуществ у них появилось теперь! Даже волосы можно было отпустить, а не стричь «под коробок» — на высоту спичечной коробки, как того прежде требовал неумолимый старшина.
— Братцы! — восхищенно воскликнул Павлик. — Отныне мы малокалиберные подполковники! Геша, лапочка, чувствуешь? Осознаешь?
В этот момент Геннадий оконфузился. Приняв железнодорожника за флотского офицера, Пашков откозырял ему, и железнодорожник удивленно, но с достоинством выпрямившись, поднес согнутую ладонь к козырьку.
— Вместе составы водили? Или из уважения к транспорту? — с наигранным сочувствием спросил Павлик у Пашкова.
— Для практики! — огрызнулся Геша.
— А-а-а, — понимающе кивнул Павлик, — у вас острый глаз, потому что вы диспетчер…