Алые сердца. По тонкому льду

Слезы покатились по его щекам. В свете пламени они казались алыми, словно само его сердце роняло кровавые капли. Я в смятении глядела на Юньсы, который внезапно направился прямо в огонь. Стоящие рядом, испугавшись его лица, не смели пошевелиться. Он подходил все ближе к пламени, волна жара распахнула полы его халата, и теперь тот громко хлопал на ветру.

Внезапно придя в себя, я подбежала к нему и загородила путь. В первое мгновение мне показалось, будто я упала в раскаленную лаву: жар опалял мое тело. Но внутри меня разливался леденящий холод. Юньсы даже не посмотрел на меня – его взгляд был прикован к бушующему пламени. Он небрежно отшвырнул меня, и я, пошатнувшись, отлетела прямо в руки вовремя подоспевшего тринадцатого господина. Окружающие нас слуги тут же вышли из оцепенения и, крича от страха, подскочили к Юньсы, схватили его и оттащили прочь.

Юньсы внезапно обернулся и, с ненавистью глядя на меня, прорычал:

– Она лишь один раз поговорила с тобой, не причинив тебе никакого вреда, а ты что сделала с ней? Ну, теперь ты довольна?

Меня трясло. Крепче обняв меня, тринадцатый заорал на Юньсы:

– Не причинив вреда? Знаешь ли ты, что из-за всего одного разговора с восьмой госпожой Жоси потеряла ребенка? И что теперь она никогда не сможет иметь детей! Да понимали ли вы, как она страдала? Вы раз за разом использовали ее, чтобы навредить царственному брату, но подумали ли вы о ней самой?

Юньсы замер, ошарашенно взглянув на меня, и вдруг, запрокинув голову, испустил полный боли вопль, после чего прокричал:

– Отпустите меня!

Его продолжали держать. Тогда тринадцатый господин в гневе крикнул:

– Отпустите его! Пусть идет, пусть оставит здесь Хунвана, судьба которого висит на волоске. Посмотрим, как он будет объяснять это восьмой невестке!

Юньсы застыл на месте, завороженно глядя на огонь. Те, кто удерживал его, после недолгого колебания разжали руки и отступили на пару шагов назад.

Тем временем огонь постепенно затухал. Повернувшись к старшему брату Минхуэй, Юньсы произнес:

– Оставляю здесь все на тебя.

Старший брат Минхуэй через силу кивнул. Юньсы развернулся и неверной походкой пошел прочь.

Когда мы с тринадцатым господином покинули поместье, снаружи уже ожидал Гао Уюн с целым отрядом. Тринадцатый помог мне забраться в повозку. Я долго сидела в оцепенении, не шелохнувшись, а затем произнесла:

– Что же я наделала?

– Ты здесь ни при чем, – возразил тринадцатый, приобняв меня за плечо.

– И я больше не смогу иметь детей?

На несколько мгновений глубокая печаль омрачила его лицо. Затем он кивнул.

– Царственный брат переживал, что ты можешь не вынести этой новости, поэтому знали лишь мы с придворным лекарем.

Он хотел сказать какие-то слова утешения, но я равнодушно произнесла:

– Ничего страшного, я все равно больше не хочу иметь детей. Зачем? Чтобы моя дочь была вынуждена страдать, живя в Запретном городе?

Дворцовые ворота приближались.

– Прости, – сказала я. – Я втянула тебя в неприятности.

Теперь тринадцатый господин выглядел ошарашенным.

– Я даже не предполагал, что для восьмого брата с невесткой все может закончиться так, – произнес он после долгого молчания.

– Раньше я думала, что жизнь трудна, зато умирать легко, – сказала я лишенным всякого выражения голосом. – Однако оказалось, что и смерть бывает нелегкой. Она не могла быть рядом с ним, и ей не было суждено даже разделить с ним смерть. Сколько же ненависти и обиды накопилось в душе восьмой госпожи, когда она подожгла шелковые занавеси и повесилась на потолочной балке?

Тринадцатый господин бросил на меня короткий взгляд, желая что-то сказать, но лишь вздохнул и беспомощно проговорил:

– Жоси, ты странный человек. Любая другая женщина, узнав, что не сможет иметь детей, испытала бы сильнейшее потрясение, но ты осталась совершенно равнодушной. Однако даже если тебе все равно, ты не можешь игнорировать чувства царственного брата. Ты была без сознания, потому не видела выражение его лица, когда лекарь сказал, что отныне ты бездетна. Это лицо, полное отчаяния и страдания невероятной силы, навсегда запечатлелось в моей памяти. Хотя я и надеялся, что царственный брат простит восьмую невестку, я все же прекрасно понимаю, почему он так поступил. Борьба царственного брата с восьмым, девятым и десятым – это дворцовая война мужчин, и он прилагал все силы, чтобы оградить тебя от нее. Они же продолжали снова и снова втягивать тебя в эту борьбу, поэтому в том, что царственный брат разгневался, нет ничего удивительного.

Я бездумно прислонилась к стенке повозки. Мне казалось, что мой голос доносится откуда-то издалека, когда я спросила безжизненным, пустым тоном:

– Мы все сделали правильно. Кто же тогда совершил ошибку?

Тринадцатый господин долго молчал, а потом проговорил:

– Мир жесток, и жизнь любого существа в нем не стоит ничего.