— О Мерлин, опять ты об этом… Ты спятил? Кого я на этот раз убил?
— Всех. Снейпа. Хембридж. Малфоя, Крэбба и Гойла.
— Снейпа загрызли вервольфы. Хембридж уехала. Малфой упал с башни. Крэбб и Гойл устроили идиотскую дуэль. При чём тут я?
— Ты умный и хитрый. Ты не хочешь, чтобы всем стало ясно, что в Хогвартсе объявился безжалостный убийца.
— Ну, допустим, ты прав, и я всех убил, — вздохнул Эвергрин и постарался говорить со всем возможным скепсисом, — допустим. Может, ты ещё и знаешь, почему?
— Из-за Гарри Поттера. Ты убиваешь всех его врагов.
Эйнар расхохотался, запрокинув голову.
— Ладно, опять допустим, — продолжил он с улыбкой. — Тогда почему я так упорно всё отрицаю и скрываю? Почему не хвалюсь, что я защитник Мальчика-который-выжил? Ведь если ты прав, то все враги Гарри теперь мертвы, и больше убийств — если то были убийства — в Хогвартсе не будет. Ну-ка, ответь, о прозорливейший.
Невилл молчал, но явно не переубеждённый.
— Ладно… Раз уж ты так хочешь, пошли. Сам всё увидишь. Но запомни, это была не моя идея, — Эйнар повёл широкими плечами и пошёл к лестнице. Лонгботтом поплёлся за ним. Дойдя до пустого класса, Невилл как всегда остался снаружи, Эвергрин не позволял ему видеть, как открывается «Уют». Потом староста позвал его войти. И закрыл проём. Тоже как всегда.
— Эйнар… ЧТО тут произошло? Почему тут кровь? — с неподдельным изумлением и ужасом Лонгботтом озирался в комнате.
— Дай мне свою палочку и сядь на стул, — скомандовал старший гриффиндорец, и младший повиновался. — Инкарцеро! Почему кровь? Ну, как бы тебе объяснить… Нравится мне просто. Видеть кровь. Чувствовать. Вдыхать запах. Считай, что я… Ненормальный. Ладно, признаю, ты всё-таки прав, это я их всех убил. И я не собираюсь останавливаться. Я буду и дальше убивать. Сейчас твоя очередь.
— Но я же… Эйнар, я же никому не расскажу. Отпусти меня.
— Нет. Ты не расскажешь, потому что умрёшь. Я не могу больше тебе доверять. Ты так гордишься нашей общей тайной… Я вижу, что тебя просто распирает от желания всем рассказать. Я не могу больше рисковать. Мой план вступает в решающую фазу. Надо было тебя убить, как только ты впервые переступил порог этой комнаты. Но мне нужно было на ком-то потренировать боевые заклинания. Ты тоже кое-чему научился, это была моя благодарность. Но на этом всё.
— Нет, не делай этого, Эйнар!
— Да? И почему же?
— Я… Я никогда не сделаю ничего, что повредит тебе. Ты нужен мне, — Невилл замялся, то краснея, то бледнея, и вдруг выпалил: — Я люблю тебя!
— Чего-о?! Какая, фэйри под хвост, любовь?! Ты — парень, и я — парень! Так не бывает!
— Так бывает. И не так уж редко. Мне самому было трудно понять эту мою странность.
— «Странность»! — фыркнул Эвергрин, сердито раздув ноздри. — Да ты мастер эвфемизмов, Лонгботтом!
Было ясно, что Невилл стремился выговориться:
— Весь прошлый год я с ума сходил, не понимая, что со мной творится… Когда тебя из озера вытащили, и ты был без… без сознания, я чуть в обморок не упал. А потом, когда тебя из лабиринта принесли всего в крови, и ты не шевелился, когда твой папа над тобой рыдал, вот не вру, рыдал в голос… Я, наверное, никогда не забуду это: взрослый, сильный мужчина падает на колени и плачет как ребёнок… Я думал, я сам умру. Как я пережил каникулы — вообще не помню. А в начале этого года я пошёл искать Рона и зашёл в вашу спальню старост. Там никого не было…Нет, я тогда всё ещё не понимал, что со мной, я просто хотел ощутить, каково это, быть старостой. И тогда я… Я лёг на одну кровать. А кровать оказалась твоя. Вот ты говоришь про запах крови… Я понимаю! Меня тогда тоже как молнией пронзило, когда я почувствовал на подушке твой запах. Я вдыхал его как одержимый — и надышаться не мог. Больше всего я боялся, что кто-нибудь зайдёт и…нет, даже не увидит, как я жалким червяком извиваюсь, обнимая твою подушку, а — выгонит меня, и я лишусь того, что мне вдруг стало нужнее воздуха…
— …Подушки…
— Не смейся. Не подушки. Ощущения, что ты рядом. Совсем рядом. Что ты со мной. Но мне повезло, никто не вошёл. Тогда я нашёл единственный выход. Когда меня перестало трясти как в лихорадке, я снял твою наволочку и заменил на свою. Хорошо, что они одинаковые. Ты, конечно, даже не заметил ничего. А я мог дышать тобой каждую ночь, никого не опасаясь. Ребята сказали, что я перестал храпеть, зато во сне стал как дурак улыбаться… Да уж, вид у меня, наверное, у спящего тот ещё… Они, наверное, думают, что я с какой-нибудь девочкой во сне обнимаюсь…
— Что, до сих пор? — если у кого-то сейчас и был дурацкий вид, так это у Эйнара.
— Ага. Как бельё поменяют, так я с недельку подожду — и меняю наволочки. И знаешь, что?
— Что?
— Больше всего мне нравится думать, засыпая, что ты тоже… ну, пусть невольно, но дышишь мной.
— Да ты извращенец!
— Да ладно… Ты — ненормальный, я — извращенец, два сапога — пара.
— Какая, к Мордреду, пара?! — Эвергрин очнулся. — Так нельзя! Это не любовь! Это…