Алый Первоцвет возвращается

– Голос господина Шовелена? – спокойно спросила Маргарита.

Женщина взглянула на леди Блейкни.

– Вы его знаете? – удивленно прошептала она.

– Мне знаком его голос.

– А самого его вы знаете?

– Да, я знаю его, – ответила леди Блейкни. – Я ведь ваша соотечественница. До замужества я была Маргаритой Сен-Жюст.

– Сен-Жюст?!

– Да. Я и мой брат – кузены ближайшего друга Робеспьера.

– Храни вас Бог, – прошептала несчастная.

– Антуан стал таким уже после того, как мы уехали в Англию. Я теперь леди Блейкни, мой брат женат. Вы тоже будете счастливы здесь и в полной безопасности.

– Счастлива! – с горьким рыданием вскрикнула та. – И в безопасности! Mon Dieu, если бы я могла хотя бы мечтать об этом!

– Но чего вы боитесь? Шовелен, возможно, еще и всесилен, но только там, во Франции, а не здесь.

– Он ненавидит меня. О, как он ненавидит меня!

– За что?

Незнакомка на какое-то время задержалась с ответом. Затем, несколько небрежно, сказала:

– Все было так глупо… Mon Dieu, ужасно глупо! Я ведь на самом деле не представляю для своей страны никакой опасности. Куда там? – После этих слов она вдруг схватила Маргариту за руки и с детским энтузиазмом воскликнула: – Вы когда-нибудь слышали о Сапожке Принцессы?

– Да, – ответила Маргарита, – слышала.

– В таком случае вы должны знать, что это прекраснейший, храбрейший и замечательнейший в мире человек!

– Да, это мне тоже известно, – улыбнулась в ответ леди Блейкни.

– Конечно же, вся Франция ненавидит его. Естественно! Он враг Республики, ведь так? Он против всей этой резни, против смерти невинных. Он их спасает и помогает им всюду где может. Словом, все эти сволочи ненавидят его. Естественно!

– Естественно.

– Я же всегда преклонялась перед ним, – продолжала красавица, и ее темные глаза при этом блестели. – Всегда, всегда! С тех самых пор, как я впервые услышала о нем, когда он спас графа де Турней, потом Джульетту Марни, Эстер Винсент и многих-многих других. О, я знаю об этом все! Поскольку я очень близко знакома с месье Шовеленом и еще некоторыми людьми Комитета общественной безопасности, мне удалось выведать множество мелочей, касающихся этого таинственного героя. Да разве вы можете представить себе, насколько я восхищалась им! Я обожала его! Так что теперь вы, наверное, уже догадались, почему Шовелен ненавидит меня.

– Вам бы следовало быть поосторожней, – с улыбкой заметила Маргарита.

– Но мне кажется, я и была… Но Шовелен так проницателен. Он ненавидит Сапожка. Несколько неосторожных слов, оброненных мной в какой-то компании, и он завел на меня дело. Друзья предупредили, что мое имя уже в списках Фукье-Тенвиля. А вам известно, что это означает? Арест! Суд! Гильотина! О, Mon Dieu! Но я упорхнула из Парижа. Меня сопровождал преданный слуга. Мы с ним добрались до Булони. Я совсем ослабла, устала, измучилась, словом, была едва жива. У нас не было ни паспортов, ни бумаг, ничего! Мы вынуждены были все время прятаться… в амбарах, в свинарниках… где угодно! К счастью, у меня еще оставались какие-то деньги. Мы купили лодку у одного рыбака, всего лишь маленькую лодчонку, представьте себе, на веслах! И нас с Франсуа было всего лишь двое! Но остаться для нас означало смерть, впрочем, плыть, пожалуй, тоже. Маленькая лодочка на веслах в таком огромном море… К счастью, погода была вполне хорошей, а Франсуа уверял меня, что мы очень быстро встретим какое-нибудь английское судно, которое подберет нас. Я так устала, похоже, даже заснула, но что-то вдруг разбудило меня. Я услышала крик. Да, помню, сначала был крик, потом чудовищный всплеск. Меня промочило всю насквозь. Одно весло куда-то исчезло. И с ним вместе исчез Франсуа. Я осталась одна в открытом море.

Она говорила все это жестким и резким голосом, будто каждое слово доставляло ей тяжелую физическую боль. Периодически она бросала взгляд скорее на сэра Перси, чем на Маргариту, и смотрела на него сквозь слезы с какой-то неясной мольбой. Но Блейкни выглядел грустным и молчаливым, рассматривая ее с некоторым отстраненным любопытством – можно было подумать, что он не совсем понимает ее. Маргарита же, как и всегда, была переполнена состраданием и участием.

– Какие ужасные страдания выпали вам, – заботливо обратилась она к незнакомке, – но что было дальше?

– Ах, дальше я ничего не помню. После этого страшного крика… Плеска воды… Должно быть, он потерял сознание или заснул и упал в воду. Но я с тех пор его больше не видела… Очнулась я лишь на борту какого-то судна… Матросы были со мной так добры… Они высадили меня на берег и привели в какое-то очень милое место, где три славных английских джентльмена приняли в моей судьбе живое участие. И… и… все остальное вы уже знаете.

После этого, исполнившись решимости, она попыталась встать на ноги.

– Та харчевня, где я была, кажется, недалеко отсюда?

– Ну что вы, как вы пойдете туда одна, вы даже не знаете дороги, – обеспокоилась Маргарита.

– Ах да, но, быть может, слуга ваш меня проводит?.. Мне только до города… А там я найду дорогу… Теперь я больше уже не боюсь.

– Так вы, мадам, говорите по-английски?