Когда Маргарита пришла в себя, солнце уже закатилось. Она сразу же осознала, что находится в какой-то другой карете, которая несется с бешеной скоростью. Рот несчастной был по-прежнему заткнут, запястья и локти туго стянуты веревками – все это превратило ее в беспомощный, неподвижный и бессловесный тюк, кем-то куда-то доставляемый.
Через окошечко впереди леди Блейкли различила два мужских силуэта, сидевших на месте кучера, и еще кого-то третьего, ехавшего верхом на правой пристяжной. Маргарита уже достаточно сталкивалась с варварством и жестокостью этого мира, с той ненавистью, которая разгорелась между двумя враждующими странами, с озлобленностью, возникающей у врагов и разрастающейся до страстного желания отомстить ее мужу, а через него – и ей самой, поэтому она сразу же поняла, откуда подул ветер, что обрушился на нее теперь с такой неотвратимой жестокостью. Безусловно, все это было проделано врагами Перси – еще одна попытка поймать его «с ее помощью».
На побережье, где-то около Бичингтона, карета остановилась. Маргариту вынесли и тут же накинули на лицо шаль, чтобы не дать возможности видеть что-либо. Бичингтон был для подобного рода негодяев вполне подходящим местом. А это был именно он, ибо она видела промелькнувшую в окнах кареты квадратную башню церкви старого Минстера, сразу же после чего повозка преодолела холм, расположенный между Минстером и Аколем.
Потом ее, страдающую душой и телом, положили на дно небольшой лодчонки. Глаза Маргариты были по-прежнему закрыты, руки и ноги спутаны веревками, которые стали все больше и больше разбухать от влаги и буквально врезаться в мясо. От холода и голода несчастная пленница едва не теряла сознание, голова горела, а в ушах стоял нестерпимый скрип уключин да плеск воды о борта лодки.
Через какое-то время ее вытащили из лодки, и, как она смутно отметила про себя, два каких-то человека понесли сначала вверх, вероятно по лестнице, затем вниз. После с ее лица сняли давно уже ставшую мокрой шаль. Вокруг была совершенная темнота, и лишь крохотный лучик проникал на уровне пола сквозь какую-то щель в двери. Маргариту чуть не стошнило от запаха дегтя, перемешанного с какой-то тухлятиной. Когда же до ее слуха донеслись слишком хорошо знакомые звуки поднимаемого якоря, все ее робкие надежды улетучились окончательно.
На рассвете ее высадили на берег в тихом местечке, расположенном недалеко от Булони, и сразу же перестали принимать какие-либо меры предосторожности, уже в лодке сняв с нее все веревки.
Несколько незнакомых мужчин молча и уверенно провели пленницу через скалы и камни к небольшой деревушке Вимеро, которую Маргарита хорошо знала.
На окраине деревушки в какой-то грязной харчевне ей наконец дали поесть, и, хотя пища была грубой и плохо приготовленной, она все же ощутила прилив жизненных сил, давший ей возможность вновь обрести веру и мужество, в которых она особо нуждалась теперь.
Весь дальнейший путь был проделан без каких-либо происшествий. Уже на исходе первого часа Маргарита совершенно отчетливо осознала, что ее везут в Париж.
На рассвете третьего дня они и в самом деле въехали в этот великий город. Это произошло ровно через семьдесят два часа после того, как она в своем роскошном ричмондском поместье, окруженная преданными слугами, под руку с предателем Бертраном Монкрифом поставила ногу на приступку своей кареты. Какое тяжелое бремя печали, мучительных беспокойств, волнений и физических мук обрушилось за это время на ее несчастную душу! Но даже все эти страдания вместе взятые были ничто по сравнению с одной убийственной мыслью о возлюбленном! И Маргарита, забыв о себе, обо всем, что каждый момент грозило ей, все свое внимание сосредоточила на том ужасном плане, который задумали и приводят теперь в исполнение враги ее мужа.
Глава XXII. Ожидание
Дом, в небольшой, но хорошо обставленной квартирке которого оказалась Маргарита, находился, скорее всего, где-то на самой окраине Парижа.
Квартирка состояла из трех комнат – спальной, гостиной и небольшого будуара – скромно, но изящно меблированных. Старушка прислужница, суровая с виду, но, тем не менее, очень внимательная, делала все возможное, чтобы удовлетворить желания своей уставшей и издерганной новой госпожи. Первым делом она принесла теплого молока и домашнего хлеба. Масла же, как она пояснила, сегодня не давали, а сахару в доме и вообще неделями не бывает. Измученная и проголодавшаяся Маргарита была довольна и этим немногим, но гораздо больше она нуждалась теперь в отдыхе, поэтому сразу же после завтрака, согласившись с предложением ворчливой старухи, разделась и блаженно вытянула уставшее тело между простынями…
Когда она проснулась, было уже далеко за полдень. На стуле рядом с кроватью лежало чистое белье, чулки, платье, а под ним – начищенные туфли. Маргарита встала и оделась. Белье было замечательным, оно явно принадлежало до этого какой-то весьма изысканной женщине.