Алый Первоцвет возвращается

– Вы мне поможете… вы всем нам поможете… вы поможете…

– Разумеется, разумеется, месье Монкриф, если это в моих силах, – пыталась успокоить его Маргарита. – Но попытайтесь же все-таки взять себя в руки и расскажите мне, что случилось.

Она заставила его подняться и проводить ее до садовой скамейки. Юноша и в самом деле постарался взять себя в руки и через некоторое время начал более-менее связно рассказывать.

– Слуги сказали мне, миледи, что вы в саду. Я не мог дожидаться, пока они вас позовут, и побежал сам. Простите меня, я знаю, нельзя так врываться без разрешения.

– Я обязательно прощу вас, – улыбнулась ему в ответ Маргарита, – но лишь в том случае, если вы мне расскажете наконец, что случилось.

– Регина уехала.

Маргарита была настолько поражена, что медленно прошептала:

– Уехала? Куда?

– В Дувр. С Жаком.

– С Жаком? – все еще ничего не понимая, переспросила она.

– Да. С братом. Вы ведь его знаете?

Маргарита кивнула.

– Горячая голова, – продолжал Монкриф, всеми силами пытаясь сохранить спокойствие. – Им с Жозефиной все мерещится, что они призваны избавить Францию от крови и анархии.

– Так же, как и вам, месье Монкриф, – мягко улыбнулась леди Блейкли.

– О, я стал намного умнее, с тех пор, как убедился в полной бессмысленности этого. Мы все обязаны своим спасением благородному Сапожку Принцессы, и теперь не имеем права швыряться своими жизнями. Жак же с Региной все последнее время были будто в горячке, а мадам де Серваль от бесконечных волнений совсем уже потеряла рассудок. Она обожает мальчика. Но Жак ничего не сказал ей, он вообще никому ничего не сказал. Каждый день, как обычно, ходил на работу, а вчера вдруг не пришел ночевать. Мадам де Серваль получила записку, что его приглашает на спектакль какой-то лондонский друг, у которого Жак якобы и останется ночевать. Она даже не заподозрила ничего. Ей, наоборот, было приятно, что он хотя бы немного развеется. Однако Регине все это показалось странным. Когда мадам легла спать, она зашла в комнату Жака и нашла там, кажется, какие-то письма… Я не знаю… По-видимому, какие-то бумаги, из которых стало ясно, что мальчик уехал в Дувр и собирается переправиться во Францию.

– Mon Dieu! – воскликнула Маргарита. – Какая глупость!

– Но это еще не самое худшее. Вы говорите – глупость. Нет, все намного серьезнее.

После этих слов он вытащил из кармана скомканное перепачканное письмо.

– Я получил вот это сегодня утром и сразу же бросился к вам…

– Вы считаете, что это от Регины? – спросила она, взяв протянутое письмо.

– Да. И я просто не знаю, что делать… С кем посоветоваться… У меня здесь нет никаких друзей…

Маргарита тем временем развернула бумагу и прочла следующее:

«Бертран мой, милый, Жак уехал во Францию. Он утверждает, что это его прямой долг. По-моему, он сошел с ума, к тому же это убьет maman. А потому я решила поехать с ним. Быть может, мои слезы и мольбы, в конце концов, где-нибудь в Дувре смогут пересилить его безумие. Если же нет, и он все равно доведет до конца свою затею, то там, во Франции, я постараюсь беречь его и, быть может, мне удастся спасти его однажды. Мы отправляемся почтовой каретой, которая выезжает через час. Прощай, мой любимый, и прости мне все те беспокойства, что я причинила тебе. Но я чувствую, что Жак сейчас больше, чем ты, нуждается в моей помощи.

Регина де Серваль».

Еще ниже, словно после некоторого размышления, было приписано следующее:

«Я сказала maman, что мой хозяин послал меня прогуляться по стране в поисках материалов для одной очень важной клиентки. И поскольку у Жака есть несколько свободных дней, я забираю его с собой, так как деревенский воздух ему сейчас только на пользу».

Под этим была еще одна приписка:

«Maman будет удивлена и, конечно же, расстроится, что Жак даже не зашел с ней проститься, но пусть лучше так, чем она сразу узнает всю правду. Если же мы не вернемся в течение недели, то прошу тебя, как можно мягче сообщи ей все».