Поскольку снаружи хлестал дождь, не было никакой возможности оставить открытой дверь, так что с темнотой в этом довольно просторном складском помещении боролся лишь одинокий хилый фонарь, чьей-то бесцеремонной рукой водруженный на бочку, стоявшую прямо посередине комнаты. Запор на калитке, по всей видимости, был уже сломан, и та беспрерывно и с раздражающим скрипом металась и хлопала, покорная воле ветра. Шовелен предпринял было попытку как-то закрепить ее, так как этот ужасный звук, казалось, сознательно разрушает все его титанические усилия собраться с мыслями. Когда он выскочил на улицу, то вдруг увидел едва ли не вдвое согнувшуюся фигуру человека, продвигающегося сквозь неукротимый жестокий ветер от Сент-Антуанских ворот прямо дому старой колдуньи.
Было уже около восьми. Солнце давно скрылось, и дождь лил сплошной стеной. Тем не менее смутно различимые очертания незнакомца – рост, походка, выпирающая угловатость плеч – показались Шовелену неприятно знакомыми. Человек этот старательно кутался в кусок старой драной холстины, концы которой судорожно сжимал узлом на груди. Колени же и руки были голыми, а ноги – в деревянных, с торчащей из них соломой, башмаках.
Немного не дойдя до дома, он вдруг зашелся в приступе кашля, который сделал его совершенно беспомощным среди бушующей стихии. Шовелен даже хотел было сбегать наверх и позвать капитана Буайе. Он уже вбежал с этим намерением на лестницу, но тут заметил, что прохожий, перестав кашлять, входит в калитку. Затем, все еще продолжая брызгать слюной, незнакомец проследовал прямо в кладовку и пристроился около бочки, протянув руки в фонарю, излучающему хотя бы какое-то тепло.
Шовелен некоторое время разглядывал смутные очертания профиля бродяги: покрытый трехдневной щетиной подбородок, прилипшие к бледному лбу редкие волосы, уродливые, грязные конечности, едва покрытые лохмотьями, оставшимися от рубахи. Ее бывшие рукава кое-где болтались тряпочками отдельно от рук и, благодаря этому, на одной из них можно было отчетливо различить совсем недавно выжженную раскаленным железом букву «М».
Увидев клеймо, Шовелен, еще мгновение о чем-то подумав, решительно спустился вниз.
– Гражданин Рато, – позвал он.
Тот съежился от неожиданного появления человека, подвергшего беднягу столь унизительному наказанию.
– Мне кажется, я напугал вас, дружище, – заметил бывший дипломат.
– Я… я не знал, – с мучительной одышкой ответил ему Рато. – Я не знал, что здесь еще кто-то есть. Я пришел спрятаться от этой ужасной непогоды…
– Я тоже нашел здесь укрытие. Но я не видел, как вы вошли.
– Матушка Тео разрешила мне ночевать здесь, – робко продолжал Рато. – У меня нет никакой работы вот уже два дня… С тех пор как… – недоговорив, он печально посмотрел на свою руку. – Все теперь принимают меня за беглого каторжника, – едва ли не со слезами закончил он. – Я же всегда жил случайными заработками. А теперь еще и консьерж выгнал меня… Он все приставал ко мне, чего это я натворил такого, что меня заклеймили, как самого гнусного преступника.
Шовелен рассмеялся в ответ.
– А вы им всем говорите, что наказаны за дружбу с англичанином.
– Я так беден. А этот англичанин очень хорошо платил мне, – заныл Рато. – Я ведь могу служить и Республике, если она мне будет платить.
– Неужели? И каким же это образом?
– Я бы мог вам кое-что рассказать.
– Что именно?
Но тут Рато, завозившись, вдруг стукнул кулаком по полу.
– А мне заплатят за это?
– Если то, что вы скажете, будет действительно нам интересно, да к тому же еще и окажется правдой, то да.
– Сколько?
– На сколько скажете. Если же вы теперь ничего не скажете, то я вызову капитана, и он найдет много других способов открыть вам рот.
Угольщик опять съежился.
– Или же гражданин Тальен отправит меня на гильотину…
– А при чем здесь гражданин Тальен?
– Он очень неравнодушен к гражданке Кабаррюс.
– Так вы хотите говорить о ней?
Бедняга кивнул.
– И что? – грубо спросил Шовелен.
– Она играет с вами двойную игру, гражданин, – прохрипел Рато, после чего, словно гигантский червь, подполз поближе к представителю Республики.
– Как именно?
– Она член лиги англичанина.
– Откуда вы знаете?
– Я видел ее здесь… Два дня назад… Вы помните, гражданин… после того самого…
– Ну, ну! – нетерпеливо насел на него Шовелен.
– Сержант Шазо потащил меня в кавалерийские бараки… Там меня напоили… Напоили так, что я совершенно отключился. Я пришел в себя от страшной боли в руке и увидел на ней эту выжженную букву. Осмотревшись, я понял, что нахожусь уже не в Арсенале, а где-то на улице… Не помню толком сам, как я дополз сюда. Быть может, меня притащил Шазо…
– Ну, ну, дальше!
– В общем, я оказался здесь. Голова моя гудела и все еще кружилась… рука же горела огнем. Вдруг я услышал какие-то голоса… Они доносились оттуда, с лестницы. Я выглянул и увидел, что там стоят двое… – с этими словами Рато, с трудом опершись на одну руку, вытянул вторую в направлении лестницы.
Шовелен резким жестом схватил его за запястье.
– Кто они были? Кто?
– Англичанин и гражданка Кабаррюс…
– Вы в этом уверены?
– Я слышал их разговор…
– И о чем они говорили?