Алый Первоцвет возвращается

Затем мужчины стали тихо совещаться. Было похоже, что более высокий отдает какие-то указания, которые другой обещает выполнить. Но вот они закончили, и высокий поднял безжизненное тело.

– Позвольте помочь, Блейкни, – прошептал другой.

– Нет, нет, не надо, – ответил тот, – несчастный червяк и легок, словно пушинка!

– Бедная Регина, – откликнулся его подчиненный.

– Так даже лучше, – ответил высокий. – Мы расскажем ей, что он погиб в честном бою и что мы схоронили его по-христиански.

Тальен опять подумал, что просто грезит. Эти англичане какие-то ненормальные. Одному Богу известно, чем они рисковали, придя сюда в этот час лишь для того, чтобы забрать тело своего друга.

Депутат затаил дыхание. Роскошный таинственный авантюрист, легко, словно маленького ребенка, держа бездыханное тело, шагнул через порог гостиной. Второй следовал за ним неотступно. Едва очутившись в темной прихожей, шедший впереди остановился и резко окликнул:

– Гражданин Тальен!

Тальен едва не вскрикнул от неожиданности; он надеялся все же остаться незамеченным. Однако, все еще будучи в состоянии гипноза, он вышел из темноты, стараясь всеми силами удержать дрожь в коленях.

– Они отправили гражданку Кабаррюс в Консьержери, – сразу же начал незнакомец. Завтра она предстанет перед революционным трибуналом… Что последует за этим, вам прекрасно известно.

Несчастному депутату казалось, что во всем облике и даже в самом голосе стоящего перед ним человека скрывается какая-то неотразимая магия. Тальен вдруг почувствовал, что ему становится стыдно смотреть в глаза незнакомому англичанину. Эти двое являли собой невероятный пример мужества, придя сюда ради того, чтобы похоронить своего человека по христианскому обычаю, в то время как он, столкнувшись с насилием над возлюбленной, лишь сидел, словно жалкий воющий пес, на ступенях ее жилища. Быстрым и нервным движением одернув сюртук, депутат провел по волосам дрожащей рукой. Незнакомец же после этого повторил еще более настойчиво:

– Что последует за этим, вам прекрасно известно… Гражданка Кабаррюс будет осуждена.

Лишь теперь Тальен наконец нашел в себе силы, чтобы бесстрашно взглянуть в глаза англичанину, которые буквально вливали в него магическую силу и непоколебимое мужество.

– Пока я жив, этому не бывать! – твердо заявил депутат.

– Тереза будет осуждена завтра же, – спокойно продолжил незнакомец. – Затем – гильотина…

– Никогда!

– Это неизбежно! Если только…

– Что, если только?..

– Альтернатива проста – Тереза Кабаррюс или Робеспьер с его шайкой! И что бы это могло быть?

– Клянусь небесами! – с решительностью воскликнул Тальен, но не успел продолжить. Незнакомец, сопровождаемый другом, уже вышел, неся на руках печальную ношу.

Несколько мгновений спустя Тальен тоже решительно вышел из квартиры и тщательно закрыл за собой дверь.

Глава XXXIII. Катастрофа

Сорок имен! Сорок имен значилось в списке, извлеченном из кармана Робеспьера!

Сорок имен! Каждое из которых принадлежало явному противнику робеспьеровского плана диктатуры. Среди них были Тальен, Барер, Вадье, Камбон и многие другие, обладающие властью члены конвента – и в то же время враги, которых необходимо уничтожить!

Вывод был однозначен, и паника охватила всех. Этой ночью с седьмого на восьмое термидора, или двадцать шестого июля по старому календарю, все говорили о побеге, о добровольной сдаче, о надежде на помилование – о чем угодно, только не о дружбе, не о товариществе, не о человечности! О чем угодно, только не о сопротивлении тирану! Дрожали и говорили, говорили и дрожали.

И никто нигде не мог отыскать Тальена, единственную надежду, их вождя. Все знали, что накануне была неожиданно арестована его невеста, красавица Кабаррюс. После чего исчез и он сам, оставив всех в полной растерянности.

Таким образом, Робеспьер неминуемо должен был стать диктатором Франции. И он станет им! Сам он не говорил об этом, об этом кричали с крыш его друзья, добавляя, что те, кто вздумает сопротивляться его приказам, – предатели революции, и смерть должна оказаться их уделом.

Представьте себе такую картину! Хаос! Суматоха! Вихрь, вобравший в себя все самое страшное и неистовое, дерзкое и жестокое. Люди швыряют жизни, как горсть песка! Разыгрывают их, словно паяцы, за карточным столом! И вдруг приходят в смятение от того, что ставкой становятся их собственные жизни, которые, оказывается, стоят ужасно дорого!

И вот, поприветствовав своего диктатора, все они сбились в кучу, ожидая момента, в который их кротость принесет им наивысший успех. И Робеспьер взошел на трибуну. Пробил час. Поначалу речь его походила на монотонную бесконечную фразу, суть которой сводилась лишь к тому, что он является истинным и бескорыстным патриотом. К концу этой изысканной тирады он от собственного красноречия пришел в невероятное возбуждение; голос его стал резким, как крик совы по ночам, а в словах все отчетливее маячил призрак смерти. Обвинения все более и более проявлялись сквозь первоначальный туман, и вот уже посыпались открытыми, отчетливыми ударами.