Алжирские тайны

В разгаре зима, но погода весенняя, и девушки, которые приносят мужчинам на баррикады корзинки с едой, одеты в летние платья. Молодые мужчины прилизывают волосы назад и перебрасываются с девушками шутками. Вечерами в местах традиционных прогулок на бульваре Гиллемен и в районе Трех башенных часов устраиваются уличные вечеринки, на которых молодежь танцует румбу и ча-ча-ча, а старики – в кои-то веки – снисходительно наблюдают. Там, где еще можно проехать, целыми колоннами бесцельно разъезжают автомобили, непрерывно сигналящие в ритме «Al-gér-ie fran-çaise».

В прошлый раз, когда они затеяли эту игру, алжирцы европейского происхождения заняли Дом правительства и вывели на балкон генералов Салана и Массю. Те прекратили всякие уступки арабам, ускорили падение правительства во Франции и привели к власти де Голля. На сей раз – вновь никаких уступок арабам, и при этом они планируют сместить де Голля с поста. На улицах постоянно слышны резкие выражения и похвальба, но у меня в голове все время вертится фраза Маркса: «В первый раз как трагедия, во второй раз – как фарс». Путчисты сформируют Комитет общественной безопасности и потребуют вернуть в город Алжир Жака Массю, палача касбы. Только зря они забывают при этом о капитане Филиппе Русселе.

Наступает день забастовки, 24 января 1960 года. В центре города и в «белых» предместьях опускаются ставни. Толпы мужчин на углах улиц растут. В каждой толпе орет транзисторный приемник. Люди непринужденно разговаривают и разглядывают другие компании, собравшиеся на той же улице. Наконец из холмистых районов города по изрезанным оврагами дорогам и лестничным маршам начинают ручейками спускаться небольшие организованные группы. Они вливаются в людские потоки, устремившиеся к площади Правительства. Согласно стратегии, разработанной «Сынами Верцингеторикса» и другими группировками ультра, их отряды милиции и огромное большинство белого населения Алжира обрушатся на Дом правительства в таком большом количестве, что жандармы, охраняющие здание, вынуждены будут отступить, а комиссар полиции вызовет десантников и Иностранный легион. Затем офицеры, занимающие ключевые должности в этих полках, заявят о своем переходе на сторону демонстрантов, и в этот момент, собственно, и начнется переворот. Для того чтобы военные сделали такое заявление, жандармов необходимо убрать с дороги как можно более мирно, поэтому, хотя милиционеры маршируют под своими знаменами с устарелыми винтовками Лебедя на плечах, винтовки эти – только для виду.

На площади Правительства все готово к приему демонстрантов. Перед цветочными часами в три шеренги выстроились жандармы в стальных касках и перчатках с крагами. Вид у них суровый, в руках дубинки, но они наверняка понимают, что перед лицом столь многочисленной демонстрации придется отступить. За цветочными часами уже установили камеры на платформы французские и иностранные кинооператоры. Мы с Нунурсом лежим, вытянувшись, на крыше одного из административных зданий с краю площади.

Толпа заполняет площадь. Наступление возглавляет человек в полосатой форме бывшего узника Бельзена, справа и слева от него шагают двое ветеранов Первой мировой войны. На их знамени начертан лозунг: «АЛЖИР – НАША РОДИНА-МАТЬ. ОТ МАТЕРИ НЕ ОТКАЗЫВАЮТСЯ».

Они несут венки алжирцам французского происхождения, погибшим на двух мировых войнах. Позади них заметен Лагайар, бывший десантник, которого называют «д’Артаньяном баррикад». Все лидеры стараются улыбаться для кинооператоров. Лет через двадцать, а по моим расчетам, даже раньше, эти опасливо улыбающиеся лица будут походить на посмертные маски. Доносящиеся до нашей крыши крики толпы напоминают шум прибоя, отступающего по галечнику к морю. Сверху мы наблюдаем, как образуют тысячи извивающихся линий трехцветные флаги, плакаты, кепи, головные повязки, береты и стальные каски, как мечутся над головами сжатые кулаки. Потрясающее зрелище! Как раз такая массовая демонстрация фальшивой сплоченности и благородного душевного волнения должна вызывать у Шанталь трепет в позвоночнике.