Амазонка бросает вызов

Я встала и, уже не имея претензий к Чонгуку, да и не зная, кто ему эта Джоанна (впрочем, для чего-то греховного слишком юна), протянула ей ладонь для пожатия. Она растерялась, но тут же спохватилась и ответила мне на этот жест. Намджун улыбнулся:

— Вот! Чонён тебя быстро научит, как себя вести среди ребят, она в этом дока, так что — держитесь вместе.

— Давно занимаешься? — спросила я у девчонки, налаживая контакт. В её пожатии почти не было силы, я это заметила.

— С апреля…

— О, — только и произнесла я, с семи лет не выбирающаяся со всяких кружков и секций, спортивных и связанных с борьбой. — А почему надумала начать заниматься?

— Я… мама настояла, — пожала она плечами. Мама?! Ничего себе у неё мама, моя не знала, как остановить мои безобразия, только папа и поддерживал.

— Она дочь нашего мастера, — вмешался и объяснил Чонгук, — покойного. Он погиб этой зимой. — Джоанна потёрла кончик носа, как будто бы просто так, но мне показалось, что она преодолевает подступающие к глазам слёзы. И она смогла их сдержать, но Чонгук всё равно как-то оберегающе, как надежным крылом, накрыл её плечо своей ладонью. — Поэтому Джоанну доверили нам.

Девчонка чуть порозовела, тихо прошептав:

— Я сама хотела научиться танцевать… как Сана. Но мама не разрешила. — Мы, наконец, встретились с Чонгуком взглядами при названном имени. Танцевать? Ха! Я поняла, что не разрешила мама. Минуточку, а не та ли это была женщина, которой так почтительно кланялись все на мальчишнике Намджуна? Они похожи с Джоанной. А зачем Джоанна хотела уподобиться Сане? Не потому ли, что влюблена в Чонгука, как и я ещё месяц назад? Пусть страсти улеглись, и пыл угас, но я продолжала объективно осознавать, что не влюбиться в Чонгука трудно, на него даже на улице, когда нам приходилось идти вместе, заглядывался женский пол всех возрастов.

В глазах Чонгука, впервые, я увидела что-то вроде сожаления или извинения. Пропало вечное лукавство и теперь он был абсолютно серьёзен. Это лишало его части прежнего, легкомысленного очарования, но украшало обновлённой, зрелой мужественностью. Он стоял рядом с Джоанной, как ревнивый и ответственный старший брат, и можно было не сомневаться, что он порубит каждого, кто попытается тронуть его сестрёнку. Именно из-за отсутствия такого брата я стала такой, какой стала. Я всегда защищала себя и сестёр сама. Я не жалела, но в какой-то степени было немного обидно и завидно тем, у кого имелись вот такие братья-Чонгуки.

— Ладно, нам ещё долго и далеко ехать, — прервал нас Чимин, направляясь к выходу. — По коням. Кто вперёд?

— Давай мы? — последовал за ним и Чонгук, безмолвно утягивая за собой Джоанну, прибившуюся за ним прицепом на жесткой сцепке. Я думала, что мы поедем все вместе, но ничего не спросила, безучастно, как мне казалось, посмотрев на Намджуна, но он всё-таки пояснил:

— Мы стараемся передвигаться разрознено и без скоплений, чтобы не привлекать внимания. Эта схема работает сотни лет, нам удаётся оставаться незамеченными.

— Ясно, — кивнула я и села в ожидании, когда позовёт Чимин, потому что Чонгук со своей подопечной вышли, а он остался, дав им фору. Я подумала о том, что хотела бы тоже поехать с Чонгуком, но тотчас перехотела. Хватит. Я уже нагулялась, уже пошла на поводу у своих желаний, хотя разум предупреждал, говорил, что нет, Чонён, тебе это не надо, Чжунэ — козёл, об этом все знают, и вообще, думай об учёбе, Чонён, о призвании, найди свой путь, строй свою жизнь, а парни — да ну их на фиг. Поэтому хорошо, что со мной ехал Чимин. С ним с самого начала было спокойнее.

Хана заглянула и поинтересовалась, не хотим ли мы перекусить. Я покачала головой, Намджун отказался, постоянно закормленный моей сестрой и настолько любящий её стряпню, что и не стал бы набивать живот не дома, а Чимин попросил положить чего-нибудь с собой в дорогу:

— Только не траву, как твой муж любит, — засмеялся он, — веганского я в ближайшее время в Логе налопаюсь. Есть настоящая жирная, мужицкая еда?

— Найдётся, — улыбнулась девушка и ушла на кухню.

— То есть, в монастыре не будет мясной пищи? — только сейчас поняла я.

— Нет, — расплылся Чимин, видя мои первые яркие эмоции за сегодняшний день, — он же буддийский, Чонён. Карма, сансара, все дела.

— Ну, вот Намджун буддист, — тыкнула я в него, — но он же не вегетарианец.

— Я не пример для подражания, — снял с себя ответственность зять, подняв руки. — Хоуп бы сейчас сказал, что я плохой буддист, но каждому своё: я ем животных, и не убиваю людей, он убивает людей, но не ест животных.