Амазонка бросает вызов

— А почему это нам поблажки? — нахмурилась я. — Это что же, ты мне на завтрак давала не то, что всем?

— Ну да, — растерялась альбиноска, испугавшись, что меня чем-то обидела, — дедушка говорит, что женская репродуктивная система не должна оставаться без всех питательных элементов, ей это вредно, а мужчинам ничего не будет, им только полезно воздержание…

— Вот что, — обозначила я твёрдо свою позицию, — Джоанне можешь класть женскую пищу, а мне не надо. Я буду питаться тем же, чем все ученики, ясно?

— Но как же…

— Репродуктивная система? Я пока не собираюсь детей заводить. И вообще не знаю, собираюсь ли, так что незачем об этом и думать.

— Да я так-то тоже пока не собираюсь… — смутилась Элия, почесав висок, и постаралась сменить тему: — А что за вещи ты держишь?

— А, это спортивка. Я шла ополоснуть её после занятий. В прачечную.

— Показать тебе, что там к чему?

— Если не сложно, — кивнула я. Элия обратилась к Заринэ:

— Пригляди за бульоном, ладно? Я быстро. — Та лишь молча подала знак, что услышала. Мы вышли из столовой, сразу же поймав лицами солнце. Я посмотрела на спутницу, и не удержалась от не очень вежливого вопроса:

— Извини, если тебя задолбали такое спрашивать, и можешь послать меня с моим любопытством, но… к тебе загар вообще не пристаёт? — Эя засмеялась, приложив ладони к щекам.

— Не-а, я могу обгореть докрасна, если усну под палящим солнцем, но потом это всё отшелушится, облезет, и я снова буду белая-белая.

— Прикольно.

— Да как сказать… Я страшненькая, — с улыбкой заявила она, и я, до сих пор думавшая о ней что-то подобное, вдруг поняла, что всё совсем не так. Она была такой доброй и открытой, что очарование перекрывало впечатление от внешнего вида.

— Нет, вовсе не страшненькая. — И я тотчас вспомнила о том, что меня интересовало. — К тебе никто из учеников разве клинья не подбивает?

— Из учеников? — похлопала она белёсыми ресницами поверх голубых глаз. — Нет, никто.

— Странно. Такая толпа юношей, и совсем не пристают? Такие выдержанные?

— Ну, во-первых — да, их этому тут и учат, дисциплине. Во-вторых, их воспитывают. Воспитание не позволяет в сакральном месте пытаться строить какие-то амуры. В-третьих, у них много других дел, и у них другие цели. Стать золотым — это посвятить себя человечеству и его спасению, это забыть о себе и своих желаниях.

— Но есть же и семейные золотые!

— Есть. Каждый делает свой выбор, и всё-таки эталоном воина считается именно принявший обет безбрачия.

— Как Чонгук? — догадалась я.

— Да, как он. — Мы дошли до прачечной, и Элия стала показывать мне, где мыло, где тазы, где стиральная доска. Там тоже была небольшая печка, если что-то требовалось прокипятить или отбелить. Внучка настоятеля тем временем рассказывала: — Лео, главный нынешний мастер боевых искусств, тоже давал обет безбрачия, но ты же слышала о том, что он немного зверь, да? — Я покивала. — С Заринэ, говорят, вышло случайно… когда он потерял контроль над собой. Она родила Хо. Ну, а золотые никогда не отказываются от ответственности. К тому же, сама Заринэ любит мужа до безумия, хоть он и редко пока что приезжает. Думаю, он не решился разбить ей сердце отказом.

Я хотела спросить, уж не изнасиловал ли Лео Заринэ, но вспомнила про возбуждение, на которое он реагирует, и сделала самостоятельный вывод: трахнутые по собственному желанию изнасилованными не считаются. Если бы меня прищучил в ту ночь, у себя в квартире, Чжунэ (чего он разумеется не мог сделать, потому что я сильнее), то глупо было бы обвинять его в изнасиловании меня, потому что я сама пришла, сама привела себя в порядок, разделась и легла в его постель, и желала его до колик в печени. О чём я только думаю в монастыре? Уехала подальше от столицы и разврата, и с самого утра только и рассуждаю о взаимоотношениях полов. Занятий мне что ли мало? Я тряхнула головой, следя за руками Элии, которые всё показывали дальше. Она поймала мой взгляд и сама посмотрела на свои руки.

— Это ожоги, да, — признала она, хотя я ничего не спросила, и незаметно попыталась засунуть их поглубже в рукава.

— Несчастный случай? — чтобы продолжать отвлекаться от грешных мыслей, задала я вопрос. Девушка замешкалась, открыла рот, потом закрыла и, посомневавшись, посмотрела на меня.

— Хотела сказать, что да, но вовремя вспомнила, что лгать в монастыре не положено. — Она вытащила ладони и оглядела их, будто они ей не принадлежали и она давно такого не видела. — Я сама себя подожгла.

Я замолчала, не зная, что сказать. Она меня удивила. Вот на кого бы никогда не подумала, что человек неадекватен или склонен к суициду, так это на неё. Зачем, почему, как это случилось? Поджечь себя — это не баловство и не забава. Я видела, что ей не очень приятны воспоминания, и пожалела, что полезла, куда не просили.