Амбровое дерево

Он медленно встал, и я, не сознавая, что двигаюсь, обнаружила, что держусь за него, а он левой рукой крепко прижимает меня к своему телу. Никто из нас не произнес ни слова, мы просто обнялись, пытаясь утешить друг друга единственным доступным нам способом, даже если это простое человеческое прикосновение.

– Они не должны были позволять тебе приходить, – задыхаясь, проговорил Ник дрожащим голосом. – Но, боже, я так рад, что они это сделали. Я так боялся, что больше не увижу тебя.

– Все не так уж плохо, – прошептала я. – Ты можешь писать мне, и я тебе отвечу. Через четыре года ты придешь из армии и сможешь вернуться домой. Я подожду, Ник. Столько, сколько потребуется. Я люблю тебя.

Он покачал головой и мягко оттолкнул меня.

– Ты не понимаешь, Аликс. Я не могу вернуться сюда. В течение длительного времени. Если я это сделаю, они могут бросить меня в тюрьму.

– Тогда я приду к тебе, где бы ты ни был.

– Нет, – Ник поднес руку к моей щеке. – Я тебе этого не позволю. Здесь твоя семья, твои корни. Ты не можешь разрушить свою жизнь ради меня.

– У меня нет жизни без тебя.

Я была в отчаянии, обезумев от страха, когда поняла, что он делает.

– У тебя она есть, – Ник глубоко вздохнул. – Как бы мне ни хотелось верить и мечтать об этом, было глупо думать, что люди примут наше совместное существование. А теперь все будет еще хуже. Я не просто мусор, я – убийца, и они всегда будут видеть меня таким. Я не могу так поступить с тобой. Ты должна забыть обо мне, малышка.

– Ты сможешь забыть меня?

Его глаза блестели от слез.

– Нет. Нет, даже если я доживу до ста лет.

– Тогда не проси меня делать то, что ты не можешь.

Ник снова прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.

– Сделай это для меня, Аликс. Я хочу знать, что ты будешь счастлива, если у меня будет хоть какой-то шанс пройти через это. Обещай мне. Пожалуйста.

– Я тебе это обещаю. Я буду любить тебя до самой смерти, даже, если мне придется жить без тебя. И если через пятьдесят лет ты вернешься домой, Ник Андерсон… Ты меня слышишь? Я буду тебя ждать.

Он вытер слезы, струившиеся по моим щекам, и заставил себя улыбнуться.

– Это не церковный пикник, дорогая. На этот раз ты не сможешь меня спасти.

– Ты знал?

– Я знал.

Позади нас открылась дверь, и вошел шериф, переводя взгляд с меня на Ника.

– Вербовщик уже здесь и готов к работе, Ник.

Пока шериф расстегивал наручники, Ник не сводил глаз с моего лица.

– Оставайся здесь, пока я не уйду.

Я кивнула, понимая, что ему будет только тяжелее, если я буду смотреть, как он уходит.

– Я люблю тебя. – Я произнесла эти слова одними губами, когда шериф взял его за руку и повел к двери.

Внезапно Ник остановился.

– Подождите. Еще одну секунду, пожалуйста.

Шериф взглянул на меня и кивнул. К моему удивлению, Ник сунул руку под рубашку и вытащил кулон в виде половины сердца. Не сводя с меня пристального взгляда, он надел мне на шею цепочку.

– Никто не должен идти по жизни только с половиной сердца, – прошептал он.

Я не уверена, что сказала это вслух, но он увидел понимание в моих глазах. С последней, душераздирающей улыбкой Ник ушел, и мне показалось, что моя жизнь закончилась. Возможно, он никогда не произносил этих слов, но этим последним жестом Ник вернул мне мое сердце, давая понять, что без меня у него его не будет, и эта мысль почти уничтожила меня.

Тогда я еще не знала, через что прошел Судья, чтобы дать Нику этот шанс, и, наверное, было хорошо, что я этого не знала. Видите ли, Судья все еще имел большое влияние на наших сотрудников правоохранительных органов, и он оказал большое давление и подергал за многие ниточки, чтобы Ник не попал в тюрьму. Если бы я знала об этом, то, наверное, возненавидела бы его и обвинила бы в том, что он забрал у меня Ника.

Сжимая кулон в одной руке, я погрузилась во тьму, которая накрыла меня, и на какое-то время мне не нужно было думать, не нужно было чувствовать.

Они отвезли меня домой и уложили в постель, мама и тетушки порхали вокруг меня, как красивые, бесполезные бабочки. Они вытирали мне лоб холодной тканью, когда мысль о том, что я никогда больше не увижу Ника, вызвала у меня тошноту, и приносили миски с супом, которые стояли на ночном столике нетронутыми, пока сверху не образовывалась пленка. Они смотрели на меня встревоженными глазами и уговаривали заснуть, но сон не шел. Я лежала без сна в течение долгих часов пятницы и субботы, глядя в никуда. Все моменты последних нескольких недель с Ником прокручивались в моем сознании, как видеокассета, включенная на повтор.

Наконец, поздно вечером, в воскресенье, я выскользнула из дома, слабая, как новорожденный котенок, и, на дрожащих ногах, направилась к сараю. Оказавшись в комнате Ника, я завернулась в его рубашку и свернулась калачиком на кровати, которая все еще хранила мужской запах, и наконец, смогла заснуть. Это был глубокий сон без сновидений, вызванный эмоциональным истощением, и, хотя часть меня осознавала, что кто-то приходит и уходит, я окончательно проснулась только в понедельник вечером.