Амелия. Повёрнутое время

С первых же дней мать отказалась кормить меня грудным молоком. Пришлось отцу искать кормилицу и нанимать нянек. А когда мне исполнилось шесть месяцев, добрая родительница пыталась совершить убийство, задушив меня подушкой, потому что в бессвязном детском лепете ей послышалось чтение каких-то колдовских заклинаний.

Кристиан говорил со спокойной грустью, словно давно смирился с прошлым, как с неизбежным, и это было жутко. Слова монотонно падали, разбивая тишину библиотеки. Простые безобидные слова, которые складывались в предложения и рисовали в воображении Амелии страшные картины.

– Мне повезло, что няня пришла вовремя в детскую. Она закричала, сбежались слуги. Маму оттащили от колыбели, подушку убрали. Я не дышал. Думали, что откачать уже не получится, но я выжил. Отец отправил маму в больницу для душевнобольных. Она провела там два года. Вернулась тихая и улыбчивая. Только улыбка эта меня пугала. И глаза… Когда она прищуривалась и растягивала губы в улыбке, я чувствовал опасность и страх.

Отец запретил ей приближаться ко мне, но она всё равно постоянно находилась где-то неподалёку, словно следила за каждым моим шагом. Когда няня выводила меня на прогулку и, когда я занимался с преподавателями, то чувствовал на себе пристальный взгляд. Мама садилась в углу комнаты и вязала. Я постоянно слышал, как стучат спицы. Такой тихий пугающий звон металла, словно острые ножи слегка ударяются друг о друга.

Она так и не смастерила ни одну вещь. Всегда на её коленях лежал белый клубок ниток и незаконченное вязаное изделие со спущенными петлями, похожее на сеть. Иногда она распускала эту сеть, долго поглаживала пальцами спицы, а потом начинала плести заново. И всё это – не сводя с меня глаз, с застывшей на губах улыбкой.

Амелия уронила книгу, но даже не заметила этого и стояла, закрыв рот ладонями, не смея пошевелиться. Кристиан устало присел прямо на пол и опустил голову.

– Я очень боялся её. До жути. Каждую ночь я просыпался в холодном поту. Мне снился её пристальный взгляд и худые пальцы, сжимающие острые спицы. Я вскакивал с постели и прятался под кровать. Кричать боялся, чтобы она меня не нашла. Так и засыпал под кроватью на холодном полу. А ещё… я очень любил маму. Видимо, так устроено природой, что ребёнок должен тянуться к матери. Меня тоже тянуло к ней. Я хотел материнской любви и объятий, добрых слов от неё…

– А второй раз? – Амелия подошла и тихо присела на пол рядом с Кристианом. – Ты говорил, что было две попытки с её стороны.

– Это случилось уже позже, когда мне исполнилось семь. Отец отправлял меня учиться в частную школу для мальчиков и разрешил маме попрощаться со мной. Она отложила своё вязание, подошла ко мне, встала на колени, стала обнимать и плакать. Просила прощения за то, что была плохой матерью, а затем выхватила из рукава, спрятанную там спицу и ткнула меня в живот. К счастью, не попала. Видимо, я почувствовал опасность, дёрнулся в сторону и успел заслониться рукой. Остался небольшой шрам. Спица была остро заточенной.

Потом я уехал. Отец не стал снова отправлять маму в больницу для душевнобольных. Он позвал священника. Тот долго беседовал с ней и сумел убедить, что я никакой не Антихрист. Сейчас она часто ходит в церковь, говорит, что замаливает свои грехи передо мной. А я давно простил её. Меня больше огорчают эти ненавистные лишние пальцы на ногах. Они испортили мне всё детство. Лет в десять я даже пытался отрезать их. Только хуже сделал и привлёк к себе внимание. Вся школа узнала мою тайну.

Амелия не сдержалась, поправила упавшие ему на лицо волосы и погладила по щеке.

– Я понимаю, что тебе пришлось в детстве очень тяжело, и сожалею, но… нельзя нести за собой этот груз всю жизнь. Тогда ты был ребёнком, теперь ты мужчина. Другой период жизни, и ты не можешь относиться ко всему так же, как раньше. Надо отпустить боль.

– Я понимаю, и уже справился с этим, смирился и принял, но когда решил признаться тебе в своих чувствах, то возник страх, что ты можешь отнестись к моему недостатку так же, как когда-то… она.

– Недостаток – это когда чего-то недостаёт, – усмехнулась Амелия, – а у тебя всего лишь особенность. Получается, что ты особенный, возможно, единственный и неповторимый.

– И ты, самая понимающая и особенная, – он приблизил своё лицо, и девушка снова ощутила, как их губы словно неведомой силой притягиваются друг к другу. И она поддалась этому зову.

– Подожди, Амелия, – Кристиан чуть отстранился. – Я должен признаться ещё кое в чём.

Его лицо не умело скрывать чувства. По взгляду Амелия поняла, что известие будет нерадостное.

– Через четыре месяца я должен буду покинуть Лондон. Граф Сэвил уговорил моего отца отправиться с ним в Индию на два года. Мне придётся тоже поехать. Это ради моей карьеры.

– На два года?! – ахнула Амелия. – Так надолго? Но как же мой отец? Он всегда говорил, что мистер Шерман – незаменимый помощник! Как же он теперь будет справляться без твоего отца?