Но вот наступил долгожданный день. Фиалка-Надя приняла присягу и стала гражданкой США. Антон ожидал, что Майк вернется из командировки, как нормальный умный мужик заполнит анкеты на своем английском языке на Веру и Антона, и произойдет «воссоединение семьи». Но Майк сказал, что всем этим заниматься должна его жена, ведь она у него грамотная! Надя, фиалка комнатная, могла писать по-английски, но в ней не было ни уверенности в себе, ни необходимого словарного запаса или еще чего-то там нужного, чтобы самой подготовить пакет документов. И она обратилась за помощью к русскоязычному адвокату в Нью-Йорке. Антона раскрутили на три тысячи долларов, которые он планировал отправить семье в Россию. Он был настроен на получение гринкарты через шесть месяцев, как говорила Надя. Он никогда не считал ее дурой, все-таки менеджерами магазинов дуры не становятся! Но адвокат сказал, что поскольку он не является родным отцом ей, то документы она сможет сделать только родной матери, Вере.
Русский юрист заполнил все анкеты как надо, в его услуги не входило ускорение процесса, это в принципе невозможно, он просто брал долю за свои интеллект и знание американских иммиграционных законов.
Время шло… Антона уволили из «Вечной краски». Сказали, что когда у него на руках будут флоридские, а не интернациональные права и гринкарта нового образца, а не «филькина грамота», тогда он может вернуться работать у них снова. И стал Антон безработным. Вернее, заработок у него случался, но нестабильный. Надя-фиалка находила калымы: он строил заборы соседям, подрабатывал то маляром, то кафельщиком, то грузчиком. Без работы сидеть Антон не любил, в руках у него все спорилось. Холерик по натуре, он ощущал, что в заднице у него словно пропеллер торчит и он не ходит, а летает, летает, летает!
Вера, получив гринкарту, сдала на водительские права с переводчиком-дочкой и ходила по дому словно павлин-альбинос в местном зоопарке. Антону казалось, что движения и взгляды ее стали надменными, а поведение — непонятным. Времена, когда Вера-гейша была безотказная и теплая, прошли, как только она получила документы и стала подрабатывать уборщицей в магазине. И все заработанные деньги откладывала на свой личный банковский счет. У нее был новый план. Вера хотела поехать на родину, повидать мать и вторую свою дочь, внуков. Ей нужно было купить подарки, билеты, иметь деньги при себе. Вполне понятное желание поиграть в благодетельницу и «ту, которой повезло больше других». Антона это все бесило. Это понятно, она человек, устала, ей хочется вырваться из скучной рутинной роли бебиситтера-обслуги! Съездить в Россию, закидать подарками родных и подруг, раньше времени состарившихся от нелюбви мужей-алкашей и зависти к ней, избранной, которая живет в самой лучшей стране на свете! Но с его нестабильным доходом и роскошью в кредит разве можно планировать дорогие поездки? Это самоубийство!
Но с мнением Антона, может, и верным, но искореженным нецензурщиной и алкоголем, никто уже не считался. Он же перестал «молотить бабло», как раньше! Оказалось, что цена уважения к нему была пропорциональна приносимому в дом доходу. Если раньше он, Вера и Надя-фиалка сидели все вместе на веранде, распивали пивко и дружно курили «Мальборо», то теперь мать с дочкой курили отдельно, а он — сам по себе. Антон подсчитал, что на сигареты у них уходило около трех тысяч долларов в год!
Вера раскручивала Антона на новые шмотки, которые потом высылала своей второй дочке в Россию. Эта несправедливость его бесила. Его детям от первого брака ничего не перепадало. Сам он не умел заполнять всякие бланки и отправлять посылки. Сесть за стол переговоров с Верой и ее дочерью и обсудить вопрос о равномерном распределении подарков и денежных средств для его и их родственников ему в голову не приходило. Он считал, что они взрослые женщины и должны жить «по понятиям». Только «понятия» у них были какие-то «левые»: «игра в одни ворота» называются. И когда он устроил очередной пьяный скандал из-за бабского транжирства, его выгнали из дома, пригрозив вызвать полицию. Так Антон поселился у друга, вернее, в доме, который ремонтировал.
Когда в Антоне жена с дочкой нуждались — деньги подбросить, травку покосить — звонили, просили, звали. И он ездил, косил траву, подбрасывал деньжат, иногда что-то чинил, ведь ему фиалка-Надя дала лично в руки бумажку на английском языке: мол, на него они подали документы — через Веру он станет легальным!
Оптимист-Антон говорил себе: «Жди, надейся и верь! Будет и на твоей улице самосвал с пончиками».
Глава сорок вторая
Роб: в сердце рыба-еж