Америка-мать зовёт?

Соболезнования бывают письменными и устными. Искренними, когда человек знает, что такое потерять кого-то. И показными, когда ритуально произносятся слова утешения: «Ай эм сорри фор ё лосс». Марина чувствовала, что ей соболезнования ни устные, ни письменные не нужны. Ее муж для нее не умер. Он перешел в другое измерение. Марина теперь высказывала ему вслух то, что не решалась, когда он был жив. Только по-русски. Она не сомневалась, что в другом состоянии духа он познал вещи, которые не мог понять здесь, на земле. Марина была уверена: ангелы ему популярно объяснили, что его ревность к жене была беспричинна и он совершенно зря изводил ее и себя. Роб вырвался из лап Безумия и больше не испытывал боли. Марина была убеждена, что душа, расставшаяся с бренным телом, обретает озарение и понимание всего, что с нею было.

Как жаль, что иногда человеку нужно умереть, чтобы найти покой. А ведь можно жить с ощущением счастья и спокойствия и делиться этим с близкими.

Глава сорок девятая Антон: загнанный в угол

Антон чувствовал себя загнанным в угол. Сбережений не осталось: расшиковал и вложил в семью Веры и фиалки-Нади. Работа у него была временная. Работодатель-друг, конечно, экономил на иммигранте. Это Антон четко понимал. Гринкарта, которую он ждал как Робинзон Крузо — спасительный корабль с материка, не приходила. За что с него три тысячи долларов взяли? Или Вера с фиалкой-Надей ему наврали, что заплатили адвокату, или заплатили меньше, а «воз и ныне там?» Он попросил друга узнать телефон русского адвоката в Нью-Йорке, чью фамилию запомнил, и позвонил. Чтобы убедиться, какой он идиот! Почему он не проконсультировался с иммиграционным юристом до того, как из него три тысячи долларов выцыганили? Он был женат на «гринкарте», и его дело будет рассматриваться только через несколько лет! А на элементарную рабочую визу для него никто запрос-прошение не заполнял! Или Надька, домашняя фиалка, — тупица, или это часть их плана — подольше держать его на коротком поводке? Возникало желание напиться до забытья.

В Россию Антону обратной дороги не было. К кому он мог поехать? Загранпаспорт «сделан в СССР» давно истек! Он не зарабатывал так, как раньше, чтобы сколотить маленькое состояние и открыть на родине строительный бизнес. Два года не общался с женой и детьми: Вера их поссорила, и взрослые дети ему высказали по телефону все, что о нем думают, и послали туда, куда у русских принято посылать. Их обидные слова, как плавники акул, до сих пор всплывали на поверхность сознания и разрезали и так неспокойную его гладь.

Антон понял, что его использовали, но пока еще не выбросили. Он раз в неделю ездил в охраняемый спальный район к жене с ее дочкой. Пока Вера ему стирала шмотки в своей стиральной машине, купленной на его деньги, он косил траву вокруг дома, сидя на тракторе, который покупал когда-то сам.

Домашняя бухгалтерия висела на фиалке-Надьке, и он ежемесячно отстегивал ей деньги: все-таки обе его выплаченные машины, внедорожник «Исузу Родео» и рабочий фургон «Форд», зарегестрированы были на нее, через нее и застрахованы. Мобильный телефон был тоже их. И за него тоже надо было отстегивать. Как он себе свой телефон сделает, если у него нет элементарных флоридских водительских прав и если он не умеет писать по-английски? Эта зависимость ощущалась удавкой на шее и наручниками на руках. Он называл это состояние нелегала «вляпаться по самое не хочу».

Антон, когда пытался от своей официальной половинки получить хоть немного любви и нежности, уже слышал в свой адрес обидное: «У меня есть документы, дом и семья, а ты Никто и звать тебя Никак». Он же сошелся с ней именно для этого! Чтобы у него была постоянная партнерша! Куда подевалась страстная раскованная гейша, которую он одевал и обувал? Или женская старость подкралась незаметно? Вере секс стал не нужен, а одна мысль, чтобы снять проститутку самую дешевую, уже была неприятна.

Антон не мог даже подать на развод и судиться с этой семейкой. Как он смог бы доказать в суде, что работал и покупал что-то в их дом? Ведь он не хранил никаких чеков, сколько на что потратил, по всем раскладам он нелегал без гринкарты, муж «гринкарты», бесправный и никому ненужный.

Объезжая на тракторе огромную территорию их «хрустального дворца», Антон с завистью наблюдал, как соседи радовались жизни. Он всегда удивлялся тому, что молодая красивая женщина вышла замуж за человека, который старше ее лет на пятнадцать, его примерно возраста, родила ему ребенка и они гуляют по спальному району, такие счастливые и умиротворенные. «Мне бы так!» — загадал желание Антон, надеясь, что его Ангел-Хранительница с лицом статуи Свободы не испарилась и сможет ему помочь в очередной раз.

«Ну, ты оборзел!» — всплеснула невидимыми руками его Ангел и занялась исполнением нового заказа.

Глава пятидесятая Монолог бебиситтера