Америка. Приехали!

А шэры жили своей жизнью Уолл-стритовской. Прыг-скок вверх. Скок-прыг вниз. Но чаще скакали они таки вверх. И так вот, потихоньку, полегоньку доскакали они до десяти долларов за штучку. Сто тысяч долларов в понимании Михал Иваныча. По этому случаю сделал Михал Иваныч подарок супруге своей красавице посерьёзней. Сам надел пиджак с бабочкой. Супругу свою любезную в платье длинное облачил, да и повёл её в ресторан примечательный, где салфетки уж на столах не бумажные, на столах скатерти белые, а ножей-вилок официанты приносят немерено. Поели, попили, повеселились, отдохнули славненько и домой в хорошем расположении духа прибыли. Но не успел Михал Иваныч даже разуться, а жена его любезная с шеи своей ожерелье драгоценное снять с каменьями стеклянными, как стук в дверь. Подивился Михал Иваныч такому визиту позднему. Да делать нечего. Пошёл дверь отпирать. Открыл он двери настежь, а на пороге подруга его — медведица большеголовая. Смотреть на неё страшно. Глаза на выкате. Шерсть дыбом. Рычит. Изо рта слюна брызжет, а в лапе бумажку белую держит. Взял Михал Иваныч эту бумажку. Надел очки и начал читать.

Бумажка эта — была статья какого-то известного финансиста-аналитика с Уолл-стрита об их медвежьей компании. Даже не статья вовсе, а небольшая заметка строчек на десять.

И пишет этот финансист-аналитик примерно следующее. Как джентльмен старой закалки, прошедший университеты, бизнес-школы, наученный читать-писать, а также складывать и вычитать, он не может взять в толк, каким это образом какая-то микроскопическая компания из двух десятков дремучих медведей, не имеющая ни значимого продукта, ни дохода, ни клиентов, ни какого-либо логичного бизнес-плана, оказывается так дорого оцененной и так высоко котирующейся на Уолл-стрите.

Прочёл эту статейку Михал Иваныч. Порвал её на мелкие клочки, затоптал ногами, потом сел на стул и за сердце схватился. Жена Михал Иваныча уж как перепугалась. Забегала, заохала. Водой, валерьянкой его отпаивает и причитает:

— Да не печалься, не волнуйся ты, мой ненаглядный. Как пришли эти тысячи, так и ушли. Без них раньше жили, так и без них теперь проживём.

А Михал Иваныч всё никак успокоиться не может.

— Ну и дурак же я был! — жалуется. — И чего ж это я свои шэры малиновые вчера не продал? Каково бы сегодня было б радостно — листики зелёные, доллары хрустящие пересчитывать.

С трудом огромным жена-медведица оттащила Михал Иваныча на кровать. Одеялом пуховым укрыла, свет потушила, спать велела. Но не спится Михал Иванычу. С боку на бок ворочается. Думы тяжкие уснуть не дают. Заснул Михал Иваныч лишь на рассвете. Будильник проспал. С трудом поднялся. Умылся, оделся кое-как и тихонько на работу поехал. Настроение траурное. Идёт он на работу сам не свой. Ноги ватные еле волочит. Доходит наконец до знакомой двери. За ручку дёргает, в комнату заглядывает и глазам своим поверить не может. Точно Новый Год по телевизору. Конфетти летает, шампанское брызжет, народ уж на столах танцует. Видно, что-то крепко празднуют. Михал Иваныч так бочком, бочком в комнату пролез незаметно.

Стоит тихо он и думу думает: "Что ж тут такого празднуют. Неужто команда ихняя там в футбол-бейсбол выиграла?»

Подкрадывается он к одному работнику хорошему и на ушко спрашивает:

— Что за пир горой, чего празднуем?

А ему друг-работник-то отвечает:

— Так ты ещё ничего не знаешь, дурило? После статейки той мерзкой о нашей компании шэры наши малиновые с утра в цене в пять раз вверх прыгнули.

Тут уж и наш Михал Иваныч возрадовался. Силушка былая в мгновенье ока в ноги ватные возвратилася. Налил он себе чарку шампанского игристого, на стол свой полированный запрыгнул и тоже в пляс пустился.

"А в чём суть-то? — вы, читатель, наверное, спросите. — Откуда такой маразм взялся?"

Да всё потому, что, как водится, плохая известность, так называемая паблисити, лучше, чем никакая. Как только народ простой статейку эту мерзкую прочёл, то тут же задумался. О финансисте-аналитике этом уже давно в народе слухи ходили, что он не чист на руку.

Пишет враньё всякое. Сведения хорошие утаивает, а информацию достойную своим друзьям-товарищам за деньги сливает. Посему народ-то простой решил, ежели этот финансист-аналитик кого-то ругает, то значит это совсем обратное. И вот с утра пораньше народ скупать шэры-то малиновые и кинулся.

А на другой день сбежались корреспонденты газет местных да Уолл-стритовских. У дверей компании выстроились. Вовнутрь зайти хотят, вопросы задать.

— Что у вас там за дверьми чудо дивное. Покажите, будьте ласковы. Расскажите-то народу любопытному.

Но президент компании ‒ парень не промах. Работникам своим велел рот на замке держать и на все вопросы только глаза закатывать. А сам завёл корреспондентов всяких к себе в комнату и просветил их всех.

— Чудо дивное, — говорит, — мы у себя за пазухой держим, раньше времени не показываем. Но народу вашему объявить можете, что как только чудо это изладится, то весь крещёный мир перевернётся с ног на голову.