Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность

Средства массовой информации стали фитилем, через который искра от гибели американского броненосца воспламенила пороховую бочку войны. Дж. Пулитцер, основатель известной премии, и У. Херст, являвшиеся крупнейшими газетными магнатами своего времени, вели между собой жестокую борьбу за внимание публики. «Нью-Йорк Уорлд» Пулитцера и «Нью-Йорк Джорнал» Херста публиковали пропагандистские материалы, пестрящие вымышленными фактами, именами и событиями. Именно тогда появилось само понятие «желтой прессы». Их газеты печатались на наиболее дешевой, быстро желтеющей бумаге, и заполнялись бесчисленным количеством низкопробного материала, в котором ведущее место занимала графическая составляющая — откровенные и шокирующие рисунки, скетчи, карикатуры, политические шаржи. На издания Пулитцера и Херста работал Р. Ауткольт, именно в те годы создавший ставшие неотъемлемой частью американской культуры комиксы. Ауткольт издал серию выпусков о похождениях «желтого малыша» Микки Дугана — дегенеративного вида асоциального ребенка, обитавшего в трущобах и общавшегося на забавном сленге низов общества, на котором он выдавал совсем недетские комментарии на злобу дня. Приемы желтой прессы, разработанные в конце XIX столетия, стали для Вашингтона не менее мощным оружием, чем броненосцы и крейсера, а независимые обозреватели в самих США назвали Пулитцера и Херста «двумя желтыми малышами, развязавшими войну с Испанией»[212].

Впервые в истории в пропагандистскую войну включился также делавший свои первые шаги кинематограф. Студия знаменитого изобретателя Т. Эдисона выпустила короткий (22 секунды) фильм «Расстрел кубинских повстанцев», призванный продемонстрировать жестокость испанских захватчиков.

Немного позже операторы с громоздкими киноаппаратами последуют за американскими войсками — война 1898 года станет первой запечатленной на кинопленке.

В такой ситуации президент Мак-Кинли, изначально заявлявший о нежелании доводить дело до войны, начал опасаться потери доверия общества. Среди ведущих политических деятелей, окружавших президента, также оказалось множество подстрекателей конфликта. Т. Рузвельту, большому поклоннику идей экспансионизма и морской мощи, не терпелось опробовать обе концепции в реальной жизни, тем более что теперь как заместитель морского министра он имел в своем распоряжении новый мощный флот.

Наиболее ярко о своем решении объявить войну Испании Мак-Кинли поведал в речи, произнесенной в 1899 году:

«Правда заключается в том, что я не хотел Филиппин, и когда они попали нам в виде дара Божьего, я не знал, что делать с ними… Я искал совета со всех сторон — у демократов и у республиканцев, но помощи было мало. Я сначала думал, что нам следует взять только Манилу; потом Лусон; потом, возможно, и другие острова. Ночь за ночью я ходил по комнатам Белого дома; и я не стыжусь сказать, что я неоднократно опускался на колени и молил Всемогущего Господа ниспослать мне свет и руководство. И вот однажды ночью оно снизошло на меня — не знаю как, но снизошло: что мы не можем вернуть их обратно Испании — это было бы трусливо и бесчестно; что мы не можем передать их Франции или Германии — нашим торговым соперникам на Востоке — это было бы плохим бизнесом; что мы не можем предоставить их самим себе — они не готовы к самоуправлению, и там вскоре воцарится анархия и беспорядок худший, чем при испанцах; что для нас не остается ничего иного, как взять их все и воспитать филиппинцев, цивилизовать их и обратить в христиан, и с Божьей милостью сделать для них все возможное, как для братьев во Христе».

Получив геополитические наставления непосредственно от высших сил, 11 апреля 1898 года Мак-Кинли обратился к Конгрессу с просьбой разрешить США вторгнуться на Кубу для «защиты мирных кубинцев». Конгресс одобрил обращение и 25 апреля Испании была объявлена война. Любопытно, что формально она велась именно в целях помощи жителям Кубы, что не помешало американцам в ходе боевых действий захватить не только Пуэрто-Рико, но и лежащие на другом конце света Филиппины.

К моменту объявления войны в распоряжении Вашингтона уже имелся действенный инструментарий ведения захватнической войны, прежде всего флот, который в силу самой географии театра боевых действий, должен был сыграть решающую роль. К тому времени пришедшие в упадок после Гражданской войны военно-морские силы США быстро развивались и стали способны действовать далеко в океане. Во многом это произошло благодаря группе энтузиастов, подобно капитану Мэхэну веривших, что «будущее Америки — в морской мощи»[213]. Единственной проблемой оказалось полное отсутствие у американцев опыта реальных боевых действий.

Слабая Испания практически ничего не могла противопоставить американской мощи. Ее армия и флот безнадежно отставали в техническом отношении, страдали от хронического недофинансирования и практически полного отсутствия оружейной промышленности, а также архаичных взглядов генералов и офицеров на природу современной войны.